1
Ничего особенного: у окна стоит девочка в потёртых джинсах и чёрной майке, не торопясь курит тонкую сигаретку, изредка поглядывает по сторонам – осторожно, будто боясь, что кто-то заметит. На дворе давно стемнело: в ответ исчезли прохожие, тёплым неоном расцвели уличные фонари; их неестественно оранжевый свет расчёсывает короткие вихри незнакомки, ложится на её руки, гладит щёки – она вскидывает свободную руку, словно отмахиваясь от его назойливости и засовывает её в карман.
Вечеринка в самом разгаре: народ разбился на парочки и танцует; кто-то уселся на пол и курит траву. Комната тонет в вечерних сумерках: свет выключили.
Девушка облокачивается о стену, пару секунд задумчиво рассматривает окурок и с силой вонзает его в пепельницу; закуривает снова, но тут же морщится и трёт висок кулаком: сигарета зажата между пальцами, и пепел, кружась, падает на пол.
Грохот беснующихся звуков заглушает мысли, и я зажимаю уши. «Зачем только Дима меня сюда притащил?» - с тоской думаю я, наблюдая за девушкой – по правде говоря, от скуки. «И уходить поздно, и заняться абсолютно нечем», - жалуюсь сам себе и продолжаю подпирать дверной косяк; в упор гляжу на незнакомую девчонку, а мыслями – давно дома и укладываюсь спать.
«Эй, не хочешь за компанию, - какой-то оборванный недоносок с мутными глазами стал совать мне в лицо потную ладонь с мятым грязным косяком. – Попробуй».
Я стараюсь увернуться и сдержаться одновременно: мне проблемы с накурившимся подростком не нужны. Никто не обращает на нас внимания: все заняты друг другом.
«Не трогай его, - вдруг слышу я чей-то голос и оборачиваюсь: та девушка стоит рядом и пристально смотрит на него. – Пойдём отсюда», - говорит она мне наконец и берёт за руку; мы торопливо идём к выходу.
«Пойдём», - киваю я, пытаясь скрыть своё смущение, и оглядываюсь: словно кобра под мелодию флейты, парень ритмично покачивается и недоумённо разглядывает то место, где только что стоял я.
2
Мы молча шагаем по мокрым улицам: оказывается, недавно был дождь. Она курит на ходу; иногда встряхивает головой – и волосы, слегка волнуясь, возвращаются на место; глядит себе под ноги, по сторонам – избегая моего взгляда, но ладони не отнимает.
«Куда мы идём?» - спрашиваю у неё наконец, чувствуя ещё большее смущение, чем полчаса назад.
«Я приглашаю тебя в гости», - насмешливо говорит она и прячет глаза.
Мимо проехала машина: на пару секунд ослепила нас светом фар, слегка вильнула гладким задом и повернула.
«Согласен?» - она пристально смотрит на меня, и теперь я опускаю голову.
«Согласен, - киваю в ответ и достаю из кармана сигареты. – А как хоть тебя зовут?»
Становится всё прохладнее: вместе со словами из рта вырывается растерянное тепло и тает в жёстком холодном воздухе.
«Аня, - представляется незнакомка и тут же вырывает у меня пачку. – Какие глупости! Это вредно для здоровья!» Откидывает её подальше – куда-то в кусты и поджимает недовольно губы.
«Ты что?» - обиженно спрашиваю я и выпускаю её ладонь: Аня выглядит взрослой и воинственной.
«Не спорь со мной», - строго велит она, сгребает мою руку и тащит за собой. Сопротивляться уже поздно, и мне остаётся только молча дуться всю дорогу; впрочем, Аньке хоть бы что.
Мы оказались в какой-то тёмной подворотне: фонари остались позади, вокруг нас сгустились молчаливые жилые дома, блеют бродячие псы, лает злой голодный ветер; я невольно сжимаю её ладонь, она улыбается мне и говорит: «Уже почти пришли».
Минуты две мы осторожно крадёмся вдоль длинного мрачного дома с аркой, резко поворачиваем и оказываемся у подъезда кирпичной пятиэтажки: насколько я успел заметить, она была жёлтой, обшарпанной, грязной.
Я замедляю шаг, и Аня смотрит на меня с вызовом: «Здесь я живу».
3
Её однокомнатная квартира оказалась маленькой, уютной; она начинается пустой вешалкой в прихожей, на которой болтается одинокий зонт; мы проходим в комнату: низенький журнальный столик подгрёб к окну и созерцает небо – это всё, что он может увидеть со своим ростом; у стены застенчиво стоит шкаф: широкий и бестолковый; Аня открывает его и достаёт свечи.
«Устроим торжество огня», - говорит мне с улыбкой, и вдруг становится понятно, что она старше, чем я думал.
«Присаживайся, - жестом указывает на лежащий на полу походный спальник. – Будь, как дома».
«Да уж, как дома, - усмехаюсь я; неуклюже плюхаюсь на него и вытягиваю ноги. – Дома у меня большое вельветовое кресло и диван, между прочим».
«Это мелочи», - мягко возражает она и зажигает свечи: пламя заплясало по стенам и потолку.
«Танцуют», - задумчиво замечает Аня, выключает в прихожей свет и садится рядом со мной: теперь ночные сумерки разбавляет только неровное это пламя; мы молча смотрим на него и думаем – каждый о своём.
4
«О чём ты думаешь?» - спрашивает она и слегка сползает, устраиваясь поудобнее; какое-то время возится и наконец утихает.
Я смотрю на неё, и возникает странное чувство, что мы знакомы сто лет: знакомы мочки её ушей – к ним хочется прикоснуться и проверить свои ощущения; то, как она прячет глаза – верно, боясь выдать какую-то свою тайну; очертания губ, мелкая родинка на шее, нервные движения рук – я молча выпиваю эти подробности и убеждаюсь, что всё это для меня не ново.
«Кто ты?» - я отодвинулся от незнакомки: по спине пробежал неприятный холодок.
«Не бойся, - Аня сонно провела рукой по волосам и положила её поверх моей. – Это не важно, поверь».
По стеклу застучали крупные капли: снова пошёл дождь; сверкнула острая молния на тёмном небе – прорезала его насквозь и исчезла. Осенний ливень забился в истерике и теперь неистово барабанил в окно: требовал впустить его – мокрого, злого.
«Ну уж нет», - говорит ему Аня и задёргивает штору.
«Знаешь, - продолжает она, вернувшись ко мне. – Иногда по ночам становится так страшно: ты не представляешь. Просыпаюсь то от холода, то он жара, брожу по квартире немного и снова укладываюсь спать. И вот тогда приходит этот странный, необъяснимый кошмар: мне снится кто-то, кто преследует и почти настигает меня. Он гонится и гонится за мной, находит везде – даже близкие люди не могут помочь укрыться от него. Я чувствую его – это больше, чем сон».
Голос у Ани с каждым словом звучит всё жалобнее – и вот передо мной снова девочка-подросток. Она растерянно смотрит на меня, её взгляд говорит: «Ты не поможешь: никто не поможет. Просто выслушай».
Но я не могу просто слушать: начинаю целовать её руки, шею, мочки ушей. «Забудь, забудь», - шепчу ей торопливо, словно боясь не успеть. «Всё будет хорошо, Анечка. Мы выкарабкаемся», - крепко обнимаю и снова целую.
На потолке страстно танцуют наши тени, нервно лижут стены, падают рядом – измождённые.
«Да, всё непременно наладится», - соглашается тихо Аня и прячет лицо, утыкаясь в мои ладони.
5
«Скоро утро», - устало говорит Аня: мы лежим обнявшись и любуемся последней выжившей свечёй.
«И что?» - я нежно беру её за руку.
Аня отталкивает меня и встаёт: теперь она совсем другая; взрослая и воинственная.
«Прости, но настало время для правды», - её голос становится жёстким, хлёстким; что-то мокрое мелькает в глазах, но оно тут же прячется за густыми ресницами.
«Дело в том, что тебя нет», - вызывающе выговаривает каждое слово она; я совсем потерялся.
«Ань, не шути так», - говорю ей и тоже поднимаюсь: теперь мы впиваемся друг в друга взглядами. Словно наблюдатель со стороны, я замечаю, что Анины глаза из серых превратились в тёмно-синие, почти чёрные.
«Ты – моя выдумка, - продолжает Аня спокойно. – Просто иногда я боюсь свихнуться от ночных кошмаров – вот и придумала тебя».
Я с ужасом смотрю на неё: «Да ты сумасшедшая! Очнись! Я – живой!»
Она уже с грустью смотрит на меня и шепчет: «Прости».
И вдруг я чувствую, что начинаю таять: сквозь штору пробивается свет – и он причиняет мне боль.
«Аня!» – с мольбой зову её и проваливаюсь куда-то.
6
«Всё будет хорошо», - она сидит на полу и повторяет эти слова: снова и снова. |
