Перед белым окном – скомкать или нет этот страшный лист бумаги, - перед белым окном – отдернуть занавески или отвернуться, - перед белым окном – открыть глаза или нет – раскачиваюсь, раскачиваюсь, - пусть сдохнет эта проклятая тишина в голове, пусть умрет молчание. На стене кусочек скотча блестит слюдой. – Это даже не копия, это подделка под солнечный свет. Где все волшебные слова?
…На рассвете зазвенело серебряное стремя, - вор увел буланого коня, - конь неподкованный, молодой, пугливый. Вор увел буланого коня, - конь тонконогий, горячий, черногубый, вор увел любимого коня, - конь злой, с черносливовыми глазами, высокий, поджарый…
Умчался конь под вором, умчался далеко, только скинет он по дороге всадника, только сгинет он сам, заигравшись звуками на бездорожье.Где мой буланый?
Зерно – из руки в руку, на дорогу,
Зерно шуршит – ящерка бежит,
Зовет мышей на подмогу,
Мыши зерна соберут,
Мыши рукопись прочтут,
Побегут по темным норам…
…Отыщут вора?
А вечером под окна приковыляла старая седая кляча, белая слепая лошадь, с долгой спутанной гривой, с длинным, стелящемся по дороге хвостом, полным репьев и семян череды. Повернула ко мне заплаканную морду, - опаловые бельма и мутные слезы, ткнулась в грудь и понуро опустила голову.
Не обманули мыши…
* * *
Открой мне глаза – пусти
Одну искру вместо ответа
Молчание в пути –
Зашитые рты ветров,
Никто не подскажет.
Сила –
Мертвых ангелов пыль на бумаге.
На ладонь – по горящему углю,
Терпеть, улыбаться и слушать.
Покажи мне мой путь, налей меня светом…
Сила – мертвых ангелов страх на бумаге…
Никто не ответил.
Вся душа в фасолинке, в маленькой пестрой фасолинке, сокровище, тайна, дыхание птицы, песни осенних деревьев – вся душа.
Вся фасолинка - в сердце атласной розы раковины, чудо, ошибка, задумчивое мерцание настроений, единственная реальность – вся фасолинка…
Вся атласная роза раковины – в синей глубине молчания, ласковый светлый колодец, почти совершенство, хрупкая красота – только что была на ладони, лежала на неосторожной ладони. Только что…
И – потеряла свою особенность, растеряла свою необычность, растратила свою неразменность. Только что… Рассыпала все слова.
Все слова – мысли ящериц, засушенных ящериц, - все ящерицы сквозь глазницы нанизаны на нить, все ящерицы инкрустированы янтарем и жемчугом, все ящерицы – ожерелье, ожерелье – на шее, шуршание ожерелья – все слова.
Первый шторм оглушит, потреплет и выбросит на берег, первый шторм все смоет и наполнит другим содержимым – мутной морской водой, песком, мелкими камнями, обрывками водорослей, крохотными рыбками, остатками кораблекрушений, первый шторм изменит.
Второй шторм закружит в водоворотах, закрутит в воронках, не даст разобраться, в какую сторону – ко дну, в какую – к небу, второй шторм запутает и породит сомнения.
Третий шторм не коснется даже ступней, третий шторм будет тих, как ягненок, ласков, как кашемировый плед, деликатен, как солнце сквозь занавески, он просто выплеснет к ногам ожерелье, ожерелье из сухих ящериц, он подарит это ожерелье, которое начнет шептать, как только уйдет из него последняя влага.
Шелест сухой кожи – лапка об лапку, тельце об тельце, - вкрадчивый шепот, улыбки со скрытым смыслом, - говорящее ожерелье.
Замок на ожерелье сломался, и теперь ожерелье не снять.
…На следующее утро кляча издохла.
Лето-осень 01 г. |
