Ему было 19. Жизнь обошлась с ним несправедливо и сейчас он лежал в больнице на кровати с белым одеялом, в одной из множества комнат, между которыми снуют туда-сюда мед сёстры, один среди многих других больных, но ему было всего 19 лет.
Первый раз, когда я пришёл, я потерялся в этом лабиринте со старым линолеумом под ногами и тусклым светом ламп под низким потолком. Обстановка давила и сжимала. Я почувствовал себя пленником этого корридора. Но вот я уже увидел нужный номер вомнаты: 312Б – третий этаж, двенадцатая палата. В комнате, куда я вошёл было 9 коек.
- Брат – кто-то негромко крикнул мне из дальнего угла. Там, прямо у окна лежал мой брат. Он сдавленно улыбался, казалось, не было сил.
- Ну как ты?
- Потихоньку. – только его голова виднелась из-под одеяла, голая, со впалыми бледными щеками. – Как хорошо, что ты пришёл. – он попытался встать.
- Нет, нет лежи, тебе лучше лежать.
- Все так говорят. Я устал лежать, не надо меня уговаривать. – но он всё же послушался и остался под одеялом.
- Всё у тебя хорошо, врачи часто приходят?
- Часто, об этом тебе волноваться не надо, они меня в покое не оставят. – он слегка улыбнулся.
- Смотри, что я тебе принёс – я поднял сетку и дал ему заглянуть внутрь.
- Ой, сгущёнка! – он обрадовался тому, что было внутри. Пускай там было немного, но это было то, что он любил и на что хватило денег, которые я занял у одноклассника. Мне было приятно смотреть на его улыбающиеся черты, хотя они совсем не были похожи на те, которые я видел прежде, но осталось в этой улыбке что-то знакомое и родное. Воспоминания сразу полезли мне в голову, о том, как прошлым летом, когда мы были в домике за городом, бывало вставали рано утром, ещё до того, как проснулись родители и бежали купаться. Это была странная игра, которая всегда нас забавляла. Мы смеялись и кричали вместе, не замечая ничего вокруг и радясь тому, что все ещё спят. Но воспоминания прерывались. Щёки его не розовели, а мне так хотелось.
- Давай, я поставлю это всё в тумбочку, а когда захочешь возьмёшь, хорошо?
- Да, да, конечно, - он легко на всё соглашался. Вряд ли его обрадовала сгущёнка, скорей всего приход брата и компания, а так же воспоминания, которые не оставляли и его, радовали его больше всего.
- В палате всё хорошо? – я огляделся на лица, тощие и измождённые и содрогнулся.
- Да, всё хорошо, никто даже не обращает внимания на мой возраст, относятся как к равному, - он произнёс это с еле заметной гордостью.
- Холодно у вас.
- Да, бывает. Сейчас ведь не топят – денег нет, да и где достать. Но это ничего, у меня одеяло тёплое, а ночью я ничего не чувствую, - он опять слегка улыбнулся мне. Казалось, что он опять был чему-то безмерно рад, но скрывал это.
Мне вдруг подумалось, что по ночам, когда все спали, он медленно вылазил из под одеяла, и стоя прислонившись спиной к спинке кровати, смотрел в окно. Я знал, что это было невзоможно, но так мне на минуту показалось. Мне хотелось верить, что ночью, проходя под окнами больницы, кто-то видит его силуэт и, даже может, машет ему рукой, а он только улыбается в ответ и растворяется в темноте.
- Вы, главное, там не волнуйтесь, всё будет хорошо, - вдруг заговорил он, чтобы я не перебивал.
- Конечно всё будет хорошо...
- И ещё, - торопился он. - Присмотри за матерью и пусть не приходит пока, ладно. – в его глазах была надежда, что именно так я и сделаю, я не мог ему отказать и согласился.
- Мне пора, - совсем не хотелось идти и оставлять его одного.
- Так быстро? Ты только пришёл, - как будто упрекая, с грустью сказал он.
Я торопился на работу, которая спасала семью от голода, несмотря на то, что и отец и мать тоже работали. Зарплаты хватало с трудом, даже сгущёнку пришлось купить на чужие деньги, но я этого не сказал. Он обнял меня на прощанье.
- Пока братишка.
- До встречи, - я вышел, не оглядываясь. Когда я уходил, он оставался один. Наедине со своими мыслями и воспоминаниями, худой и маленький. Уже за порогом двери, мне показалось, что я услышал его голос:
- Принеси мне носки в следующий раз.
Сказал ли он это на самом деле или мне только послышалось, я не знал, но вернуться уже не было сил - слёзы наворачивались мне на глаза, я старался быстрее выйти из этого здания. На морозе мне стало легче.
Уже темнело и я зашагал к воротам. Тут я вспомнил о том, как я думал о силуэте в окне и обернулся, но там никого не было видно, только по потолку двигались тени.
Когда я прищёл во следующий раз, это было уже неделю спустя, он лежал на постели в толстых шерстяных носках, которые связала ему мать, в ту же ночь, как я упомянул об этом дома. Он тихо лежал, повернувшись к окну, и два носка чуть-чуть торчали из-под одеяла. В палате разговаривали в полголоса. Я скользнул глазами по лицам. Мне стало грустно оттого, что я понимал, что возраст не имеет значения перед лицом этой страшной болезни, и то, что брат говорил о равенстве с другими больными, почти уже стариками, не делало его старше, он становился таким же беззащитным, как и они в железных клещах. Все они стали маленькими и худыми.
Я подошёл к его кровати и присел на край. Он открыл глаза и, немного спустя, улыбнулся.
- Знаешь, я только что видел тебя во сне, - сказал он едва слышно, не поворачивая головы.
Внутри я почувствовал себя обманутым, меня обманула жизнь, и не только меня, но и моего брата.
- Извини, что разбудил.
- О чём ты? Ты живой мне гораздо важнее, чем во сне.
Я наклонился и поцеловал его в лоб.
- У тебя морщинки около глаз, - сказал он и слегка улыбнулся. Видел бы он себя. От худобы и бездвижения, кожа на его лице обвисла и вокуг глаз и рта появилось множество маленьких трещинок. Под глазами виднелись тёмные мешки, как у пожилого человека.
- Лучше бы ты спал, во сне у меня их не было, - ответил я, улыбнувшись, и слегка потеребил его за плечо. Я чувствовал себя неловко. Я надеялся, что он оторвётся от подушки и перевернётся, как в первый раз, но он выглядел очень вялым и, казалось, с трудом говорил.
- Ты что-нибудь ел? – я открыл тумбочку, куда в прошлый раз положил продукты и увидел, что они нетронуты.
- Почему тебя так долго не было? – спросил он. – Я скучал. – В последние дни к нему приходила мать, а я постоянно был занят на работе. Едва оставалось время на училище.
- За двоих учусь, - сказал я ободряюще. – В носках тепло? – я пытался сменить тему, потому что тоже только сейчас понял, что успел очень соскучиться и говорить об этом было сложно. Я хотел просто смотреть на него, хотел, чтобы брат выздоровел.
Он улыбнулся:
- Тепло, спасибо.
Я сидел молча и смотрел на него, казалось, что я не видел его очень долго, так он изменился. Было странно думать, что тот, кто сейчас лежит передо мной на кровати, и есть мой жизнерадостный младший брат.
Он закашлялся. Я слегка похлопал его по спине, ощущая рёбра под рукой, но это не помогало, он продолжал кашлять. Я наклонился к его лицу и заметил, как капли крови начали капать на белую простыню.
- Кровь, у него кровь, - я отшатнулся от кровати.
- Доктора зовите! – послышался чей-то голос, по-видимому кого-то из палаты.
Я выбежал в коридор, не замечая никого и ничего с криками о помощи.
- Доктора, помогите, помогите... – вырывалось из моего горла.
«Этого не может быть!.. Так невозможно, нечестно...ещё рано, он не может умереть. Скоро весна, так просто нельзя... День рождения, у него же скоро день рождения...будем все вместе справлять...не может быть...я не верю...», - я пытался найти оправдание.
Вдруг я очнулся. «Это всё мне приснилось!» - была первая мысль. За окном уже было темно. Я огляделся по сторонам, свет погасили и только лучи корридорных ламп лениво проникали в палату. «Наверно я не заметил сам как заснул, таким я был уставшим за день, а он меня не разбудил, не хотел...ОН, как он?»
Я наклонился ближе и рассмотрел на простыне лужу крови. Я потряс его за плечо.
- Серёжа, серёжа, - тихо позвал я, и голос начал ослабевать и больше не подчинялся мне. В глазах земелькали полосы, в ушах зазвенела пустота. Я оглянулся и увидел босые ноги моего брата.
Его ногам было холодно до того, как он умер. Его тело ещё было тёплым, когда я обнаружил кражу. Его босые ноги поразили меня.
Если бы я увидел сейчас того, кто стащил носки с ног моего брата в минуты перед смертью, я бы тут же забил бы его до смерти. Но вокруг уже никого не было. В корридоре погасили свет – началась ночная смена. Я чувствовал, что теряю сознание.
Возможно, ощущение того, что кто-то снимает с него носки, было последним, что почувствовал мой брат в своей жизни.
Я поднялся, как будто в бреду и ничего не понимая. Шатаясь, добрёл до корридора. Попытался позвать на помощь, но голос оборвался и захрипел.
Февраль 2003 |
