- Считаю необходимым оставить его у нас, – решительно заявил Потехин, неспешно пролистывая страницы медицинской карты. – В данном случае другого решения я не нахожу.
- Но, доктор…, - Хрусталова вот-вот готова была разрыдаться. – Неужели нельзя пройти курс лечения дома под моим наблюдением?
- Боюсь, что нет, - Потехин карикатурно пожал плечами. – Здесь полагается специфическая терапия и особый контроль. К тому же, у него могут снова начаться видения. Вам мало было прошлого раза?
Хрусталова всхлипнула, по обеим ее щекам наперегонки поползли слезы.
- Ну, хватит себя изводить, голубушка. Вы же не навсегда с ним расстаетесь. Пробудет у нас пару месяцев, а в сентябре заберете. – Потехин отложил в сторону медицинскую карту и пристально посмотрел на собеседницу. - Если угодно, можете считать, что отправляете его отдыхать в летний лагерь.
Хрусталова промолчала.
- Вы, должно быть, думаете, что наши пациенты заперты в крохотных одиночных камерах с мягкими стенами, и что через них по старинке пару раз в сутки пропускают ток? – Потехин гулко хохотнул и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Смею Вас заверить, на самом деле все обстоит иначе. У нас здесь, можно сказать, община. Сплоченный дружный коллектив. Осмотрится Ваш сорванец, освоится, раззнакомится, глядишь, и к мамке в сентябре возвращаться не захочет. А мы со своей стороны сосуды ему укрепим, рефракцию подкорректируем, ну и в чтении буковок натаскаем. Что скажите? Убедил?
Хрусталова утверждающе шморгнула носом.
- Вот и славненько, - из выдвижного ящика стола Потехин достал жестоко погрызенную ручку и мятый бланк оформления, в графах которого безотлагательно стал строчить что-то совершенно неразборчивым почерком.
- Я смогу его навещать? - неожиданно спросила Хрусталова.
- Вы – да, хоть каждую неделю приезжайте, но братца его с собой не берите. Помнится мне, на прошлой встрече мы с Вами пришли к обоюдному заключению, что его ультраправые взгляды могут иметь весьма пагубные последствия.
- Я поняла, - Хрусталова обреченно вздохнула.
- Что ж, тогда подпишите вот здесь и здесь, - Потехин протянул ей ручку вместе с заполненным каракулями бланком, на котором места, где должны стоять подписи, обозначил галочками. - Это Ваше добровольное согласие на госпитализацию пациента, отказ от каких-либо претензий в случае возникновения побочных эффектов специфического лечения и так далее… Вы, кстати, ручку прикусывать будете?
- Нет, - Хрусталова вернула ему ручку вместе с подписанным бланком.
- Может быть, желаете применить спирт для храбрости или дезинфекции?
- Обойдусь, - ее голос немного окреп, она встала со стула. В следующий миг тонкими трепещущими пальцами Хрусталова сильно потянула за нижнее веко левого глаза и закричала, прокалывая обнажившуюся плоть ногтем, настойчивыми толчками проникая вглубь, выталкивая, выкорчевывая глаз из глазницы. Хлынувшая кровь тут же залила ей часть лица, после чего стала причудливо разукрашивать блузу расползающимся багряным пятном.
- Забирайте, - на вздохе прошелестела девушка едва различимо, в дрожащей руке протягивая врачу глаз с осклизлыми хвостами-отростками порванных мышц.
- Один момент, – Потехин заворожено поднялся из-за стола и направился к медицинскому шкафу со встроенным в нижней его части сейфом. – Я, право, не думал, не ожидал, что Вы так решительно, так скороспешно…
Он присел у сейфа на корточки. Повернул торчащий в замочной скважине ключ, открыл металлическую выкрашенную белой краской дверцу, пошарил рукой возле дальней стенки и вытащил сферическую колбу объемом две тысячи миллилитров. Колба была полна глаз. Те из них, что лежали на дне, ссохлись и почернели. Глаза, покоящиеся повыше, казалось, были живыми и таращились недоуменно по сторонам.
Потехин подошел к Хрусталовой. С негромким хлопком, проворным поворотом он вытянул пробку, отравляя воздух кабинета сладковатым смрадом гниения.
- Определим пациента сюда, - елейно указал он, протягивая Хрусталовой колбу.
Она коснулась стеклянного горлышка окровавленными пальцами, неуклюже наклоняя ладонь. Заскользив по линии жизни, глаз чуть было не разминулся с узким входом, но, к счастью, все обошлось. Опустив руку, Хрусталова инертно рухнула на стул, как большая тряпичная кукла. Потехин надежно закупорил колбу, а затем намеренно небрежно ее взболтал, отчего почерневшие глаза распались на бесформенные частицы.
- Теперь с Вашим сорванцом все будет хорошо, - ответственно заявил он, прищурившись, наблюдая за мутной дезинтеграцией глаз.
Напевая себе под нос что-то развязно-бравурное, он поставил колбу назад в сейф, который, в свою очередь, запер торчащим в замочной скважине ключом. Вернувшись к Хрусталовой, Потехин вынул из кармана марлевый тампон и протянул ей.
- Зачем? – она сонно, теперь уже совсем не понимая, что происходит, покосилась единственным глазом на клочок марли в его руке. Из уродливой щели ее пустой глазницы, обрамленной припухшей посиневшей кожицей век, все еще сочилась кровь.
- У Вас, кажется, тушь потекла, - врач быстро нашелся с ответом и обходительно вложил тампон в ее безвольную руку, но Хрусталова не сумела его удержать.
- Что-то Вы совсем расклеились, голубушка, давайте-ка я Вам помогу, - Потехин поднял с пола клочок марли и, увлажнив его слюной, растер по щеке девушки едва заметный след от туши. – Не корите себя сомнениями. Вы все сделали правильно. Вы - умница, - прошептал он и нежно поцеловал ее в губы. |
