Я помню, как мы вписались на почти бесплатный концерт академического музла в доме архитектора. Такой себе ночной марафон минималистической фортепианной музыки с вечера и до утра. Беспрестанный стук пальцевых копытц по клавишам, сменяющие друг друга люди и полный нон стоп хорошей, добротной музыки в исполнении, кажется, одного именитого француза.
Нас было трое. Я, Алена и Олег. И нас перло не на шутку. Произведения Сати, Гласа, Хольта и некоторых других резали перепонки.
Мы пересаживались с места на место. Меня порой разносило остервенения, раки ползали в голове, нимфы пили вино, драчуны с голыми и белесыми тельцами изнемогали на берегу лесного озера, красавиц Прометей вскармливал мне свою печень и гломерулы, Химера вытягивала меня тонущего, Лорка лакал молоко и закусывал стеклянной солонкой, Кро с кровью на устах вычитывал дребедень.
Но порой я возвращался в мир. Особенно, благодаря шумной, басистой, музыке, которая ломилась к нам из-за стены, напротив, с тех мест, где напившись крови и мочи, доблестно расхаживая в солнцезащитных очках, группы молодых людей, предварительно ублажив себя порошком и дерьмом, вытанцовывали народный танец современных пролетарских улиц. В такие моменты я, скромный слушатель, гуманист и литератор, ратовал за включение в пасхальные праздники шоу с элементами крови и насилия. Я выступал за разрешение казнить этих блядских танцоров. Всего несколько дней. Вечером. 50 смертей в день. С использованием французской гильотины. Но чему быть, того не миновать. Чокнутый музыкант из Франции выигрывал фортепианные этюды, клубная люмпен музыка гасила стену напротив, люди вставали и садились, садились и вставали, выходили и входили.
Я сходил в туалет. Потом вышел на улицу и глубоким вдохом проникся тишиной. Это был центр города. Глубокая ночь. Вокруг ходили люди, со щитами и палками, в масках и камуфляже. А среди этого всего, среди горящих шин и далеких криков, среди чая и кофе, табачного дымы и резиновых сапог, тихо и ненавязчиво, лишь изредка пробиваясь, так, исподтишка, иногда и порой некстати, через открывающиеся двери пробивалась к моим ушам милая и размеренная, тихая и гипнотизирующая, вечная и прекрасная МУЗЫКА. |
