Ящик был сколочен из груботесной древесины - то ли бледно-желтой липы, то ли темно-бежевой березы. Он сулил ступням занозы, был в следах капель застарелой крови, но хранил еще запах леса.
Если наплевать на этот факт, залив его парой стопок хорошей текилы - можно было найти что-то глубокое и близкое в маленьком личике Оди.
Оди - это сокращение от имени Одиссей - с одной стороны, с другой - самая глупая надпись на бейдже бармена второсортного ресторана в центре города, старающегося угнаться за невообразимой мечтой о культурном и далеком.
Я спускался в подвал к Оди каждый вечер по будням, и днем в выходные дни - там обычно было немноголюдно, а люди мешают своим назойливым присутствием написанию любой великой работы.
Да-да, вероятно вы знали меня, как автора Великого Каталога Городских Асфальтов, но теперь я решил попробовать себя в очерках, и не могу не посвятить свою пробу пера Оди.
Первые пару месяцев я и слухом не вел о ящике. Я просто видел человека с необычайной худобой, короткими руками и маленькой головой - как будто бы он болен необьяснимой формой болезни.
Оди всегда нервничал, чем подтверждал мою мысль, часто ворчал, морщил до жуткого свое крохотное смешное лицо и громко необычно низким голосом требовал предоплату, разливая от напряжение пиво мимо кружки.
Однако, бывали у Оди дни, когда работа спорилась и он лишь успевал разогревать тосты с яичными котлетами, рубить цезарь или просто заправлять пиццу.
Самыми странным в такие дни, помимо внешности Одди было то, что он постоянно посматривал на часы и ровно в два выгонял все шепчущиеся парочки и шумных выпивох изрядно противным менторским тоном и звоном еще более отвратного колокольчика, кажущегося огромным в его маленькой руке.
Вторая странность была в том, что я никогда не мог понять, кто именно убирает за посетителями столы и зал - ведь Оди, казалось, никогда не покидал своего места, возле старинных счетов, мельной доски и медного блестящего пивного аппарата.
Он казался недвижимой частью механизма, который был отграничен от мира старинным коричневым лаком темного дерева барной стойки.
Сколько раз я пытался проследить в полутемном прокуренном помещении ресторанчика - куда именно исчезает посуда и следы - и я промахивался, - меня то отвлекал шум радио (Оди, похоже, презирал все новое, любой хай-тек), то свежий звон пощечины за соседним столом - восхитительный момент, подобный срыву струны скрипки.
Раз - и посуды уже нет, и ты невольно задаешь себе вопрос - а не была ли странной сигарета в руках твоего невольного соседа по круглому стулу.
Наблюдая за этим процессом таинственного исчезновения я совершенно отвлекся от своего справочника, и вдруг, в темный февральский четверг я застал себя выгнанным Оди из ресторана на вьюжный холодный ветер.
На улице крутились таксисты, перебегая из машины в машину, ожидая поздних пташек с их кутежей - пошарив в карманах, я понял, что забыл у Оди и шарф, и бумажник, и свои очки.
Быстро зашагав обратно, влетев по лестнице в подвал я застыл у двери.
Медленно открыв дверь я застал необычайную картину - крохотный человек, если его можно было назвать человеком, стоя на ящике, менял лампочки в люстре, висящей над низким потолком под сводами ресторанчика.
Выше пояса - это был старина Оди, коротко стриженый блондин, с маленькой спиной в рубашке и тройке кельнера 20-х годов, неправильной головой и высоко поднятыми маленькими руками.
Ниже, под подобием фалды его линялого красного костюма - начинались мохнатые козьи ноги, заканчивающиеся копытцами.
Во всей фантасмагоричности картины мохнатых окороков - меня смущало лишь наличие ящика. Именно ящик я запомнил ярче всего.
Тихо стянув свои вещи со стойки, я прокрался к выходу и молнией вылетел на воздух, быстрым шагом пересекая кварталы, чтобы утром, проснувшись, сослаться на духоту и разыгравшееся от текилы воображение.
Пятничный вечер я пропустил, заявившись к Оди лишь в субботу, среди белого и хмурого дня.
Оди невозмутимо стоял, как биологический механизм обсуживания и поглядывал на часы.
Нельзя было выдавать себя и я цедил светлое пенистое пиво из бокала, пускал дым под потолок и пытался понять - что, кроме ящика, черт возьми меня смутило.
Перебирая все странности, я наталкивался на них глазами. Исчезающая посуда? - Нет. - Два странных симметричных родимых пятна на лбу бармена? - Нет. - Отсутствие иной обслуги в ресторане? - Да, черт возьми, нет.
И тут, меня осенило. Самое странное - то, чего так отчаянно не хватало в этом подвале - свет.
Я поднял голову, будто задумавшись, и уставился на люстру.
Через пару минут, я понял, что ожег губы окурком и выплюнул его, подобрав с пола и воткнув в полную пепельницу, как шампур в мясо.
Окурок с треском потух, и с треском я увидел эту люстру у себя в глазах.
Она начиналась медной трубкой (все трубки в подвале Оди были медными, и это было не так необьяснимо - как продолжение - тонкие рыжие металлические трубки извивались из центра, напоминающего женскую голову и превращались в клубок змей, каждая из которых высовывала голову с крохотной лампочкой во рту.
Лицо женщины улыбалось и вытягивало длинный раздвоеный язык вниз, а на языке у нее сидела крохотная девочка с бледно-фиолетовыми крыльями и огромной фарфоровой чашкой в руках.
Девочка покачивала ногами и скучала, посматривая то на работающего Оди, то на старинную радиолу в углу.
Воздуха перестало хватать и я машинально схватился за горло. Озираясь я увидел лишь пустой зал и Оди, который изучал надпись на какой-то старинной бутылке.
Музыка из радиолы, обычно ненавязчивая и тихая, вдруг заполнила помещение и стала похожа на старинный фильм, который вдруг стал не сменяющимися картинками, а сменяющимися обертонами струнных.
Напряженный момент закончился хлопнувшей дверью, в которую вошла парочка.
Дуновение ветра было как дождь в июне - облегчающим благословением богов.
Снова появились запахи, музыка опять была мелодичной и негромкой, а Оди чуть улыбаясь принимал заказ случайных гостей, записывая его в крохотный блокнот огромным химическим карандашом.
Когда, я попытался расплатиться, оставив одной купюрой причитающееся и чаевые, вдруг я понял, что не могу пошевелиться.
Я закрыл глаза и увидел комнату сверху и одновременно - со своего места, где я сидел обняв теплый бокал светлого пшеничного солнечного сока.
Черт подери - странное ощущение - и тепло, мне казалось, что я засыпаю и меня выключило. Я чувствовал только, как мои ноги слегка щекочет, а голова наполнена теплом и светом.
Через какое то время я проснулся от неприятного ощущения отвинчивания головы. Зрение, прежде развоеное, стало иметь один единственный вид сверху, который непрестанно крутился с болезненным ощущением шеи, которую непрерывно ломают и выкручивают.
Потом, мою голову понесло куда-то, и она оказадась заперта - а тело так и осталось на прежднем месте.
Там, куда положило мою голову было пыльно и тихо. Я слышал лишь цоканье каблуков и легкий зудящий шелест полета. После, стих и он.
Я уснул опять и проснулся лишь утром, когда мою голову с тем же скрипом вкрутили обратно в недвижимое тело.
Так началась долгая череда дней и ночей, в течении которых я спал, то с приятным ощущением света в голове, то с пугающим ощущением темноты вокруг, просыпаясь лишь от ритуала вкручивания головы и выкручивания ее обратно. Тело онемело и я начал забывать о том, что оно у меня еще есть.
Пока, в один момент, случайно, мой очередной цикл приятного теплого сна не прервался и я провалился во тьму.
Не знаю, сколько я пробыл в этой темноте, наполненной странными звуками и картинами, приходящими женщинами, мужчинами, предметами мебели - меня навещало все: часы, плуги, шарфы, императоры и даже крашеные пасхальные яйцы - и все они молчали и сочувственно на меня смотрели - и люди, и вещи созданные ими за всю историю.
Темнота и парад предметов и лиц прекратились так же внезапно, как и начались, я открыл глаза и увидел Оди, протирающего бокал.
Долгие годы существования вне тела превратись в стреминетьный полет на липкий и грязный пол ресторанчика, под легкий смешок какого-то хлыща за столиком в углу.
Я встал, отряхнулся, положил купюры и вышел. На улице опять стояли такси и продолжался вечер субботы в один из снежных февралей, который вряд ли мог бы быть теплее минус десяти в этих краях.
В моих руках опять не было ни бумажника, ни шапки, ни очков (кстати, с дорогой оправой из слоновой кости - подарок одного молодого человека, с которым мы были очень близки до тех пор, пока не оказалось, что он - девушка).
Я снова слетел вниз по лестнице, снова дернул блестящую медную ручку двери - и она не поддалась.
Я дернул сильнее - и все осталось по-прежнему. За дверью было тихо. И свет в крохотном вентиляционном отверстии не горел.
Я шел через квартал и все в голове была картина двух мохнатых ног, задравшегося фрака, оголившего мохнатую бардово-рыжую задницу и ящика, на краю которого сидит крохотная девочка с перепончатыми крыльями.
Утром я проснулся от стука в дверь. Кто угодно, черт возьми, но только не коммивояжеры с утра, когда я еще не выпил кофе и не выкурил свою сигарету!
Нет, на пороге стояла форменная синяя куртка, форменная желтая улыбка и форменная неведомая странная штука в красивом пакете.
- Добрый день! - издевались зубы - я хочу предложить вам отличный подарок для ваших детей!
- У меня нет..
Зубы не могли остановиться.. - Им точно понравится! Купите им пару волшебных людей из сказочной страны - и вы полчите мешочек кокаина бесплатно. - с этим словами он порвал пакет. - А так же в подарок прилагается удобный деревянный ящик, куда вы сможете складывать игрушки ваших детей! И на дне ящика - вы увидите бутылочку текилы, особый бонус от нашей компании.
Стоит ли говорить, какие именно звери мне предлагались?
Я хлопнул дверью и истерически засмеялся. Сигарета не лезла в рот, огонь не зажигался, я нашел спички и спалил полкоробка, пока наконец дым не вошел в мои легкие.
Щелкнув пультом случайный канал я увидел улыбающегося желтыми зубами хлыща, который предлагал мне купить по уникальной цене..
Когда я собирал вещи, я наткнулся на листовку, которую взял вчера по дороге домой из почтового ящика. Там мне рекомендовали..
По пути на вокзал весь город был увешан биллбордами с..
Черт возьми! Минута до отправления поезда на другой конец страны - была еще длиннее смутного воспоминания о ритуали вручивания и выкручивания. На перроне стояла толпа в синих куртках, которая зазывно предлагала купить по особой цене..
И как назло кончились сигареты.
Так вот, я не знаю, чем окончилась та история, но у меня есть одна небольшая просьба. Если вы живете в том городе, где Старый Арбат находится на улице Почтовой, то загляните в тот подвал с лестницей - где на перилах головы горгон и скажите, что я хотел бы попросить Оди, если он там еще работает, чтобы он отправил посылкой мой мизинец. Вероятно, второпях, убегая, я забыл его и он остался где-то на люстре.
Нет, это не слишком проблематично, и, заклинаю, не говорите, куда именно я уехал, но мизинец мне был дорог, но не так сильно..
Впрочем, просто узнайте, работает ли еще тот бар. Иногда мне не хватает его музыки из радиолы и того липового запаха, а может и березового, который может быть только от свежевыструганной древесины сбитой в странный ящик, на котором стоит бармен. |
