Сего дня я умру. В неубранстве квартиры.
Как большой броненосец, дредноут Худ.
Так на память легко два с двумя все равно четыре,
А один плюс один равно три у меня на слуху.
Это только ноябрь? Или смерть мне стучит с порога
Каблуками по старой доске скрипучей, -
Я давно не молился. Убого склонившись к богу
В образах и в надежде на лучший случай, -
Бог, помилуй. Мария, прости, я грешен.
Грешен самой больной из расплакавшихся недель.
Когда новой весной зацветет во дворе черешня,
Приноси мне черешню в постель, не впуская в дверь,
Беспокойный и нервный, опившийся зла Апрель.
Это только Ноябрь? - или больного мутит.
Врач склонился над койкой вороной, всмотревшись в разрез глаз.
Что вороне судьба. Она видела всякие судьбы.
И она никого не судит, лишь ворует любовь на час,
Час, как часть истечения времени до финала,
Когда каждый актер, представляя свою роль,
Направляется из-за кулис к залу
И склонившись он молится "Господи, Бог ты мой.
Ты мой бог. Был мой раб. Был услугой моих желаний.
Был утехой невольных снов. А теперь, я плачу за все.
Нарушая твои запреты о вечности, нарушая
Тишину в этом зале. И тонкий свод
Звезд на небе вибрируя разрешает,
Как диспетчер, исчерпывающий полет.
Это только ноябрь? Я лезу на стену с терном
Поржавевшей колючей проволоки в переулок
Счастья. Ты помнишь его, просторной
Площади пооклиная огромность не терпящую сутулых,
Но влюбленную в рыжий, что ржавчиной цвета крыши,
Разукрашивает серый и пасмурный город.
Если ты там, где есть, ты меня услышишь, -
Сего дня я умру. Но сегодня - не очень скоро.
Платье - шерсть, кашемир. Словно свитер, он соткан мягко,
Здесь четыре. Я спал, пропустив обед.
Мне приснилось. В трамвае одряхшем давка.
Если я куда еду - то еду, пожалуй, к тебе,
Уже несколько долгих и чуждых холодных лет. |
