Вот ещё одна ночь выгорела до тла,
словно растлённая пятнадцатилетняя девица
вытекла кровью; плащ с багряной подбивкой Пилат
надел, как савван - в савване сладче спится;
а из саванн на север летят безумные птицы.
Что же это внутри бьётся такое, что разбужено?
Что не спит, что царапается в двери это?
Что лишает сна, аппетита, как следствие ужина,
ужаса; узится круг при сопоставлении фактов ответов, -
что же это такое, какого оно цвета?
Может быть - оно китовое? Высиненно-тяжёлое
словно остаревшая клюкастая шутка?
Словно влюбившаяся сломя голову проститутка,
может; или оно трагически глубокое жёлтое?
Или - любовь её - всё же, синит незабудкой?
Снимет с плеч голову дождь, протрёт
шею натёртую матерчатым сукном,
скукнет, выскочит изнутри урод
кромсать на отрезы ткани гравием и стеклом, -
пой, орган поэзии, новономоканон.
Навари макарон, закинь мясом с рёбер -
славный будет обед на завтрак,
но на завтра - я буду замечательно помер,
номер мой будет тот же, а я - в давке,
сутолоке, слушая зуммер, застыл в удавке.
Нет же! Удавка на мне - но вот же
горло сильнее всех попыток к удушью,
кожей, может, одной лишь кожей
можно почувствовать, можно слушать. -
Это всё, без сомнения, лихорадка, нужно
лечь в постель? - поздно. Выпить? - выпил.
Запереться? - не выйдет, разнесу к чёрту -
второй шанс - и фалангиты селевкидов
выстоят против любой латинской когорты -
а что, что если ваш Рим - родился мёртвым?
Вошли - вот в зале - связали нитями красными
друг друга влюблённые, восхищённые каждым вздохом -
а что, что если эти их мучения все напрасны?
Что если любовь в двадцать первом окончательно сдохла?
Старая карга агонизировала напрасно?
Нет! Нет же! - Тело - сражается. Умирают лейкоциты
внутри, борясь против неизвестной заразы -
и эти все суициды, когда от голода умирает сытый,
сыпи, все эти эпитафии наживо, все проказы - гаснут;
и сердце бьётся, пусть и сон разума в черепичной вазе.
Пока! Но всмотрись, перевернув наоборот зрачки
внутрь своего обабившегося ленного сегодня, -
может быть, закорючки вычурно-острые и крючки
голоса плоские, - твои на берег из моря сходни -
сходи, как есть ты, хоть и в одном исподнем.
Пройдись с ума - сума легка. Лекарст - не надо
вовсе. Во все углы загляни себя, пока сам
не устанешь от собственного взгляда, -
тогда, превращая свои джунгли джута в сад,
оглянёшься - а ночь - выгорела до тла.
И рад. И рад, что сгорела, сука тёмная,
что выплюнул её, отхаркав мокротой -
что не зря, утопая в типографическом порно,
высмолил из себя едким натром внутреннего урода,
ткнув его в дерьмо своей жизни поганой мордой.
Изменения! Деформации! Манифестов и деклараций!
Отличать только настоящую дефлорацию, нужно
от попыток, от пьяных танцев внутревагинальной мастурбации,
которая, впрочем, для дела, бывает нужной.
Нет.. если сам не повешусь, повесят на фонарь - к ужину.
Что же.. Что же это такое разбужено?
Что же это такое бьётся в тебе теперь, чтитель
Не разводя на полу соляной лужи,
скажите, вы правда вот так хотите?
А я за вас скажу - так нам и нужно.
Так нам и надо. Заслужили - по мечтам обрящем,
бурно, долго сходить с ума, глазницами пялясь -
не обращаясь в кащенко, к поэзии обращаясь,
засовывая поэзии в рот истрёпаный палец, -
рыдая друг друг сквозь книги в огромном пустом зале. |
