В Сити утих деловой день. Брокеры. Ставки. Барристеры.
Коронеры. Все - уехали: по пабам, в третью зону по ойстеру -
служки. Чековые книжки эры окончания эр,
стали никому не нужны. Пушкин
здесь не был. Не кутил. Не пил.
Не бил пьяных рыл Маяковский.
Ландон, как хмурый привратник, курил
вечером смогом в небо наброски.
В одной из прошлых, под мостом, на пересечении Лейн и Стрит,
Ландон тушил в Темзу сигаретные фонари.
Дождь - состояние души.
Ландон уставши от тысячелетней истории мокнет.
С крыш падает на крыши, на улицы, на улицах и лежит,
разговаривая дождь на своём кокни.
Вымок до нитки Пикаддили, выдубел Трафальгар.
Вымок Сити до нитки, сердцем острова,
на котором не приходил в Гайд Парк
облысевший Бродский.
Мы жили там, когда были совсем другими,
оставаясь, как обычно собой -
в стон ревела нам королевская драматургия,
когда мы прятались от дождя под мостом.
Что бы это вообще не значило, что бы это не означало -
Бредбериевское вино из одуванчиков плыло скозь мост по каналу.
Сжигали коробки, утиль, им грелись,
пили дешёвый эль - солодовую сыть,
соловея в мудром и старом теле -
по теле где-то в окне - трансляция БиБиСи.
У нас было около сотни на чёрный день фунтов с королевой.
Ты помнишь лицо королевы на фунте? А я не помню лица.
И, когда, ты озябала, когда ты пела, -
потом возвращались сквозь Сити в уют дворца.
Из окон сквозь парк вырастал город, -
ослепши, озябши от хмари - но рос. -
Ты помнишь Ландон, центральное Боро,
на Альбе Ландон - как ты - альбинос.
Из окон, когда я тебя поднимал на руки и ты вырастала ещё на рост, -
ты помнишь - как было легко и жарко - и где-то над Темзой виднелся мост? |