Горе имеет вкус прогорклого молока,
Но не в зелёной кружке (надбито дно),
А в полногрудой женщине в кимоно -
Бивнем слоновьим вспарывает бока.
Парное, воловье, мягкое, словно олово,
Сердце опрокидывается стаканом
И выплёскивается - в голову.
Но высыхают ягоды на губах.
Вода уходит, и, будто из десен зубы,
Показываются Тадаока и Идзуми.
Идзуми Сикоко, сколько ещё? Пропой!
Не матерью - доброй нянькой в цветной рубахе,
Звонкой, едва седеющей амадиной
Ты маленьким детям расскажешь о маме, длинной
Дороге и колокольчиках над тропой.
Все рядышком - на коленях и на кровати.
Подсолнухи - говоришь, а они кивают.
Ты чувствуешь, будто медленно оживаешь,
Уставшим лицом прикладываясь к ручью.
Ручные, ещё не умеющие сказать -
А значит - и врать, образующие не стаю,
Но что-то намного большее - вырастают
В лоскутное поле - огромное, как Хонсю.
Приходят к тебе, не нажившей своих таких,
Ослепшей над долгим чтением и вязанием,
Взъерошенной птицей выпорхнувшей в окно.
Кукушкины дети каждые выходные
Приносят печенье с добрыми предсказаниями
И самое свежее теплое молоко. |
