Венди щурится - солнце плюёт в глаза
Апельсиновым соком. (Выпит почти на треть)
Платье - штапель, небо - вата и бирюза.
Ты кладёшь его в голубой рюкзак -
Чтобы было на что смотреть.
Как жучка в коробочке - на потом,
Как сирени веточку - от потопа.
Так легко улыбается нам о том,
Что есть дети, которые - смех и топот.
Что есть дети, которые - зуб болит,
Что есть дети, которые - меч и горн,
Что есть дети, которые - НЕ ТВОИ...
И такой комок подступают к горлу,
Что терпи, хорошая, года три -
На обоях - Поллак, на полке - стопкой
Голубые выстиранные пелёнки.
А пока ты - маленький мандарин,
Не дающий плода.
На подоконнике
Между ярких петуний и георгин
Вспоминаешь любовь большую - как Отче Наш,
Принимаешь любовь поменьше - как бог простит.
Что ж ты, дурочка, заварила такую кашу,
От которой у всех любивших тебя - гастрит?
Вот, приходит папа - большой как бог,
И седой как бог, и сидит с тобой.
И ему болит твой шершавый бок,
Бок, израненный воем, а не войной.
Говорит, что кончился Диснейлэнд,
Говорит, мол, welcome to real world.
Питер Пен - он гений, когда поэт
Но такая сволочь, когда живет.
Говорит, я был - как беде рукав,
Так что, дочка, помни, как будет спрос:
Ты - то счастье, которое я ковал.
Ты - та боль, в которую я пророс.
Венди верит, что сбудется - будет он.
Только нужно любить не вот так, а так...
И тогда семья, и красивый дом,
И большое небо на чердаках...
И когда под вечер влетает к вам
Друг семьи с гитарой наперевес,
Он садится в комнате на диван
И поёт такие родные песни,
Что твоя дочурка - а ей пять лет,
Нарисует маркером на окне,
Что есть папа с мамой и друг-поэт,
И она есть тоже, а смерти - нет. |
