Прорастая в квартирах метастазами мыслей
нам давно под табу выходить из границ:
пей, кричи, бей посуду, щёлочью углекислой
выкрашивай в перламутровый пустоту глазниц.
Быть спокойнее. В конечном итоге счастье
лишь пропорция литиевых солей и цинка.
Скоро будет теплее, становится ежечасно,
ежеминутно ближе катарсиса медицина.
Не успеешь запомнить, болезни и наваждения
превратятся в пепел выкуренной сигареты.
Я хотел писать легче, но кровосмешение
мракобесия и биохимии - альтерэго кредо.
Выросши в городе торгашей и каштанов,
кашемира строк не выткав, сотку иное:
сопок северных и свинцового океана
стеклянную прозу, срифмованную паранойей.
Можешь не верить мне. Но в тишине ночной,
города, который за день обойдёшь весь,
я мечтаю увидеть стальной прибой
бьющий в пирс о железобетонную смесь.
Ностальгируй, ешь землю. клянись и пой,
презирай, проклинай, бей и падай ниц:
в ссылке нашей, дней бытие на один покрой
в части всенощной и призрачности границ.
Мир заканчивается окружной. Одинокий остров
выпускает улицы со спрутами проводов.
От меня со временем остаётся сутулый остов,
от меня со временем останется ворох слов.
В части чуждости местности в тебе моё отражение,
как бы ни был факт отверженности жесток.
(Если я ошибаюсь, revoco, прими моё отречение
от помазания тебя на крест и терновый венок).
Ненавижу натянуто лицемерить и улыбаться.
Лучше быть прямо в сердце, кулаком под дых.
Однако, в представлении о тебе приятнее ошибаться,
чем во многих заблуждениях иных моих.
Потому и выстраданный хрусталь искренен,
что скатился по выбритым щекам с ресниц.
Прорастая в квартирах метастазами мыслей
трудно чувствовать мир не поверхностью роговиц. |