Ты меня любишь. И жалеешь. Ждешь.
Дрожа тельцем прижимаешься ко мне, мерзнешь, когда меня нет. Едешь через город, через сырой холод с едой ко мне на работу, сидишь на старом диване. Ждешь меня. Просишь, чтобы я писал тебе, звонил, чтоб не забывал.
Мне тихо и мягко с тобой. И даже тогда, когда ты не одна, с кем-то, кушаешь, идешь, с кем-то говоришь, молчишь, мне не страшно. Я не ревную тебя. Ты проверена. Ты верна мне.
Ты подруга моя, верный созник. Девушка, правдиво желающая мне сна.
Ты не любишь зиму. Тебе холодно. Ты нервничаешь.
Я откровенно берегу запах твоего тела. Мне хорошо с ним.
Я пою песню всем покойникам мира, всем умершим и слабо живим, им, качающим головешками. Как фитилями, еле полыхающими среди вечерних времен, что мне, хорошему и дурному, довелось, получилось, удосужилось споймать тебя. Милая.
В моем родном городе, где слепых не счесть, где церквей не сосчитать, а чужих полон вагон, я пишу тебе и звоню. Ты на одном обзоре со мною, здесь, на этих асфальтированных дорожках, ты прижимками вертишься вокруг.
Мне хочется верить, что я смог перебороть эту навязчивую влебленность, этот личностный интерес, эту глупую потребность кем-то обладать. Я думаю, что больше никогда не смогу тобой обладать.
В этом городе ты больше не станешь моей собственностью. В это сыром, ветхом городе, я учусь любить тебя. Любимая. |
