Ты все еще иногда идешь мне навстречу,
то натянув чужие наушники, то на-
кинув пару лет или килограммов,
как будто уже целую вечность
тебя кормит какая-нибудь жена –
восклицательный знак нашей мелодрамы.
А я – как посмотреть, полная идиотка
или не жалеющая себя глупышка -
все еще позволяю себе обмануться,
чаще всего из-за волос и походки.
Как последний живой мальчишка
из зачищенного кибуца
в каждом кудрявом человеке
вновь и вновь узнает своего отца,
так и я узнаю тебя –
не мучителя и (в кои то веки!)
не мученика, не предателя, не глупца,
скорее, жившего для себя;
семьянина с замашками пикапера,
как ты сам некогда подытожил.
(«Ты злишься? Лучше бы ты была зла.»)
Но вот в чем заключается каверза:
никому, ощущая их чужесть кожей,
так и не процедила: «Ивините, я обозна-
-лась». Сказать это – как признать:
Ты не идешь мне навстречу.
Да что же я все мамашей: «Мой беленький вороненок»?
Честней: не идешь, не шел! Только б не опять:
Может быть я... не тот поворот... не тот вечер?..
... рыдает в худые запястья кудрявый ребенок... |
