Грубым голосом чёрного парня
бедного квартала
набело гортаню,
микрофона помимо в кулуары зала.
В затянувшейся зимней агонии
прошу винить
власть, виски, волосы слишком короткие
чтобы сбрить,
после - виски, снова виски, на сдачу - водку.
Алкоголику легче,
алкоголик - по духу почти протестант,
универсальное лекарство убивая лечит
метастазы, воспаления лёгких и простат.
И поэтому напиваюсь, оставаясь один:
друзья уходят, не находя надёжным,
не способным ими руководить,
девушки уходят, найдя сложным.
Впрочем, высморкавшись в рукав,
понимаешь бессонницу и печень,
жизнь, как было высказано, легка,
смерть же гораздо легче.
Потому что не пью, то закончу под водкой пить,
потому что подлодкой быть тяжело, -
чем ты глубже на дно, тем сильнее тянет всплыть,
и от всплытия кружится голова во благо, тянет сблевать во зло.
Мне, кажется, повезло,
пронесло, прокатило, протащив по асфальту мордой,
мне кажется повезло
тем, кто не настолько упоротый и упёртый.
Ты вот думаешь, я забыл? -
я забыл, действительно,
а ещё я томат, дверь, труп, который остыл.
Перестать быть мнительным.
Почему? - мне кажется знают стены
почему я в них бьюсь головой,
рассказывают охранникам соседнего супермаркета в ночную смену,
а те - пересказывают кассирам что со мной.
И вот по городу разносится запах
растаявших фекалий домашних питомцев
и слух на мягких песчаных лапах
восходящего солнца.
Названия улиц стали смеяться:
за домом 58 идёт 60,
60 разделить на 3 равняется 20,
ровно столько, сколько я думаб о тебе в сутки в часах.
Остальное - пытаюсь не уснуть,
потому что, когда я проснусь будет следующий вечер,
значит ночью буду ставить себе в вину
невозможность ограничить вечность.
И так вот сегодня:
идут часы,
наверное по делам, в булочную, получать полдник,
в полночь получать полдник подлинный шик, помноженный на сотню.
Легче сойти с ума,
вязь кириллицы - кардиограмма безумия,
редкие вспышки, срываясь на мат,
бьётся душа, ну а ей, беспокойной, хуле? |
