Итак, я остался в полном одиночестве... И в темноте. Последний заряд батарейки был целиком истрачен на яростную погоню за Сашей, но она лучше знает все повороты этого дьявольского лабиринта. Саша-Саша...
- Наша Саша громко плачет -
уронила в штольню клатчик!
Тише, Сашенька - не плач,
а то будешь там, где клатч!...
Эту веселую песенку еще два дня назад, глуповато хихикая, напевал самый старший ходок нашей компании - Волын. Знатный пешеход, инструктор. И где он теперь? Упал в дырку в полу - в колодец гребаный. Светили туда - да не видно нихрена. Темнота - тёмная...
- Хватит истерики закатывать! Все хорошо, все хорошо, успокойся, все уже прошло... - я обнимал её, успокаивал. Лицо залитое слезами - как оно было прекрасно в тот момент. Ты, Сашенька - умничка-девочка, нас всех о б д у р и л а... Я сразу стал на твою защиту - Волын ублюдок тупой мудак, что ты в нем нашла вообще? Ты нашла ключ к нашей компании, вот что. Ты каждого просчитала. Блядь, как котят слепых.
... Глаза не сразу привыкают... Единственный источник света - циферблат часов и компаса, с которым я никогда не расстаюсь - подарок бывшей... В полной темноте катакомб - это божественный дар.
- Ла-ла-ла, ай гет зэ филинг - самбадиз уотчинг мииии!
Так она выманила меня, сучка больная - порочная больная сучка с ангельским лицом и такими... такими искренними глазами... Она знала, что Волын где-то хранит сокровища - источник его довольно безбедного существования. Золото - целый сундук золотых монет. Он плавил их и продавал слитки на черном рынке. Раз в месяц. Уже 5 долбанных лет. 60 аккуратных маленьких слиточков по 10 грамм. Волын - ювелир, он умеет. Она клялась мне, что видела эти монеты - до того, как он плавил. Однажды ей удалось сфотографировать парочку. Волын - знатный параноик, но даже он забывался временами, когда трахал эту сучку. Ведь она позволяла делать с собой все, что угодно... Она показала мне эти фотки на телефоне. Мы определили, что за эти монеты можно как за антиквраиат выручить столько, что Волыну с его слиточками не снилось. Миллион. Долбаный лям зелени.
Нимфоманка, нимофманка, нимфоманочка -
даст в квартире и в подъезде и на лавочке...
Дурацкая песня, Леха ее в последнее время напевать любил. Балагур, душа компании, поэт, музыкант, КВН, институт, аспирантура, работа, семья. Торчал на героине, потом на эфедрине-первитине. Бросил все и почти всех - кроме страсти лазать по темным пещерам глубоко под землей в хорошей компании. Всех - кроме Волына. Любил он его, что-ли? Что-то их связывало - странное, древнее. Дружба до гроба?
- Волын, я тебе говорю - хороший секс - не повод для знакомства! И, тем более - для этой вашей свабди!
- Не говори этого слова, ты знаешь - я этого не люблю - Волын зло сопел.
- Она тебя не любит! Секс - это не любовь, это ебля, трах, чпок, страсти-мордасти и йобаные напасти. Ты посмотри на себя - ты же стал, блядь, истеричкой, тебе что ни слово - ты на рога! Так нельзя!
- И я ее тоже? Да?
- И ты ее тоже не любишь. Ну? Это векторное кольцо! Ты же умный человек, ты же сам мне это рассказывал - цитатами сыпал, школы психологические, тесты-хуесты, сука, сознания протесты...
- Заминай, Сыч, заминай, серьезно - заебало. Или ты и меня, и её - НАС, понимаешь НАС, как мы-она-я есть - или, серьезно, иди нахуй - поживи сам по себе. Не звони мне, не приглашай на пиво, не припирайся ночью в соплях по своей судьбе и мировых катаклизмах - умри. Или я тебя урою. Чувак, я не буду с тобой общаться, если ты не попустишься.
Леха Сыч конечно попустился. Забил и просто наблюдал. Подъебывал Сашеньку морально. И доподъебывался. Но кто же знал? Сашенька Сычу подлила ЛСД в виски. В его флягу с виски, с которой он никогда не расставался. Видно, много налила. А дальше...
Донт ю уонт самбади ту лав,
донт ю нид самбади ту лаав...
А дальше все как по учебнику Станислава Грофа. Третья базовая перинатальная матрица, бэд-трип, передозировка, смерть. И как описывал любимый Сычом Мирча Элиаде \\\"В экстатическом припадке они наносили себе увечья - совершали обряд священной кастрации...\\\" Его нашел Волын по воплям, смеющегося, плачушего и орущего одновременно, когда он втыкал нож себе в ноги. Мы прибежали позже. Один удар пришелся в яремную вену. Он умер, дергаясь от судорог, хохоча как безумный. Он даже не понял, что умирает. Просто остановилось сердце из-за потери крови. И он перестал издавать звуки.
Тихо-тихо, тишина — тссс
тишина, тихо-тихо тишина, тсссс
Она клалась мне, что знает, где Волын прячет ВСЁ золото. Она кончала, кричала, стонала, извивалалсь, как угрь, рвала простыни и мою кожу. Она любила смотреть в глаза во время секса. Любила, когда видели, как она смотрит. В этих черных зрачках все и потонули. Я утонул — ведь они были такие же черные, широкие и бездонные, когда она клялась в верности только мне и когда говорила о золотом тайнике Волына. Я ей поверил. О да, я ей поверил.
- Да ты ме-ня про-сто е-бешь! А, а — ммм...а … Т-ы ме-ня про-сто е-бешь... аааааааааааааааааа!!!!
Она узнала где. Она умела пить так, что остальные заворачивались — а она презрительно фыркала, открывала еще одну бутылку — и шла курить на балкон. Волын сам даже не помнил, как и когда он пропизделся. Проболтался. Решил выпендриться, когда она опять сказала - «Да ты врешь! Лжешь! Пиздишь! Нет у тебя нихуя! Ты неудачник!» Она орала на Волына и не давала ему. И его прорвало. Он сказал, что хранит сундучок в одной тайной штольне. И что он покажет ей. Но добраться к месту мог только он один. Только он.
Вот тогда она и придумала это путешествие. А меня соблазнила в помошники. Одна она не справилась бы. Цель — забрать золото, усыпить всех и уйти. Смыться. Выбраться на поверхность, сесть на поезд и... Но только Волын что-то заподозрил. Он странно смотрел на меня в тот вечер. Долго. Как будто пытался прочитать мысли. Ведь это я ему сказал, что Сыч хотел давно попробовать ЛСД, и якобы признался мне по пьяни, что возьмет с собой в ходку - совсем чуть-чуть, 200 микрограмм - так, посмеяться... Ведь это темнота! Эте же сенсорная депривация - и место знакомое. И друзья рядом. Сыч подох. Но я не знал, что он что-то сказал Волыну - а ведь он сказал. Что-то.
Сашенька и Волын. Они сходили туда вдвоем. Он показал ей тайник и набрал монет для свадьбы. Вернулись через пару часов. Волын был довольный. Она мурлыкала и обхаживала его. Все напились, шутили, обсуждали свадьбу, пели песни, пили за упокой ебанутого Сыча, что встретил свою смерть, как последний шут, каковым он всегда и был. Бедный Йорик! А потом все уснули. Все, кроме ее и меня. И, к сожалению, Волына. Он просто пьяный вырубился. Сашенька не увидела, что он пролил тот стаканчик вина со сновторным.
Иф уи слип тугеза - уил уи би форева,
иф уи слип тугеза - уил ю лав ми бэтта?
Волын очухался. Начал звать народ. Подумал, что все спят. И не смог разбудить. Увидел, что они мертвы. Доза была лошадиной - и они подохли во сне, в бреду. Захлебнулись блевотиной. Настя и Кела. А он не выпил. И остался жив.
Я себе предстваляю, какой поток мыслей был у него в тот момент. Я бы отдал этот гребаный миллион за то, чтобы увидеть его глаза, лицо в этот момент. Когда он бежал за нами, крался, слушал, панически бежал и снова крался и слушал. Слушал, как мы трахаемся на его монетах. Слушал, как она орет, кончая. Как я кричу. Он все до конца дослушал. А потом встретил нас. Бледный, как смерть. В его силах было убить нас запросто. Замочить, выместить злобу, непонимание, ужас, предательство, унижение, обман. А он просто вышел. Молча. Я чуть не усрался. Сашенька тоже подофигела. А потом бросилась ему в ноги. Плакала, умоляла. О отступал назад. Просто смотрел на нее молча. Как зомби. Отступал. Еще шаг. Еще... Внезапно он покачнулся и только в этот момент выражение его лица на мгновение изменилось. Все происходило очень медленно - он падал, падал, падал... Тянул к ней руку... Но в этот момент она уже улыбалась. Сквозь слезы. Она просто видела эту дыру за его спиной, видела, что там - провал. Тот самый, о котором он ее предупреждал.
И вот теперь я сижу здесь. Все мои друзья мертвы. Волын, Леха, Настя, Кела. А я жив. Пока что. Но я один. В темноте. |
