- ...Я тебе, как ересиолог ересиологу говорю - не было такого! НЕ БЫЛО! И точка!!! - тут он смачно лязгнул ладонью по дубовому столу, и, наградив меня удовлетворенной ухмылкой, откинулся в кресле... Паж поспешно промокнул салфеткой из благородных пород дерева капельки пота, выступившие на благородном лбу и ловко подвинул бокал с сомой к его подрагивающим пальцам.
Представитель высшего правосудия, один из столпов Ордена Божественной Меркабы, заслуженный ересиарх трех оставшихся континентов, бла-бла-бла его Святейшество Симеон Аристархович Суздаль-Мирров. Это сейчас он святейшество - лекции по всем университетам, своя регулярная передача на континентальном телевидении и радио - Святейший Голос Вселенской Церкви. А ведь карьеру свою Симеон по прозвищу "Молот" начинал, как бескомпромиссный защитник чистой веры. Огнем термовзрывчатки и мечом автоматического 45миллиметрового Кроноса-250МР с подствольным гранатометом он возвращал веру в сердца отступников. А еще в головы или в спину. Ну, и для особых случаев близких контактов с еретиками у него был припасен боевой молот. Им он предпочитал изгонять бесов из подростков и женщин, подозреваемых в святотатстве...
- Страшные были времена, Молот? Шрамы на твоих руках и лице мало изменились с нашей последней встречи... Несмотря на то, что это было так давно, ты все же...
Мой гость вздрогнул, услышав имя. Взгляд его черных глаз устремился на меня, а брови сложились в грозную конструкцию, что делало его похожим на собственный портрет 30-летней давности, который он угрюмо разглядывал.
- Не смей меня так называть! - его указательный палец с кольцом ересиарха нацелился в меня. - Этот человек умер, и перед смертью Господь простил ему все грехи - совершенные, прошу заметить - во имя Вселенской Церкви и Ордена Меркабы!
- ... ты все же разыскал меня! Как тебе это удалось? Чего ты хочешь? Зачем пожаловал? - По старой дружбе я решил не церемониться с Молотом. Единственный способ вывести его из себя - это перебивать, не давать ему закончить красивую мысль, которую он нарисовал в ораторском воображении. Главное не забывать подставлять ему свежую сому в бокале. Еще несколько глотков и...
- Будешь мне проповеди читать - как этим тупым фанатикам на капищах? Они же истории не знают - а ты им впариваешь чушь! ЕРЕСЬ - такую же ересь, за которую в прежние времена и ты и я - МЫ ВСЕ вышибали мозги целым городам!!! Ради веры, ради нашей церкви... Умер он... Да ты живее всех живых в понедельник на утренней промывке всех скудных мозгов трех континентов! Только они этого не знают - они ведь считают тебя гребаным святошей!
- Да как твой рот вообще смеет издавать такие звуки! - Симеон "Молот" Аристархович заколыхался в праведном гневе.
- Гребаным злопыхательным пережитком прошлого считает Высший совет тебя вместе с твоей философией и а-б-с-о-л-ю-т-н-ы-м непониманием сложившейся на подконтрольных нам землях ситуации!!! Ты - смутьян! Ты сеешь сомнения! А люди - доверчивые божьи твари - они же тебе верят! Ты не думал, какие это все может иметь последствия?! - его палец протыкал дырку где-то в районе то моего пупка, то третьего глаза, а глаза вознеслись к небу и пали на меня искрящимся гневом божьим и его проклятием. Он пытался незаметно колдовать и у него это плохо получалось. Гораздо хуже, чем 30 лет назад.
- Молот, я же не поддаюсь манипуляциям - не трать свое красноречие! И энергию на эти дешевые трюки из воскресной школы для юных священников не трать. Говори по делу! Давай так - откровенность за откровенность...
Пока я произносил свою тираду, взгляд Симеона Аристарховича вдруг, как по мановению волшебной палочки, стал стеклянным. Эссенция, которую я добавил в сому, подействовала. А это значит...
- Ты, ты....тттыыыыы.... - его рука застыла в воздухе. Тело почетного ересиарха трех континентов скрутил крепкий мышечный паралич. Я знал, что он не принимал противоядие. Я все знал. Почти все, правда, иначе я не ждал бы его визита. А он приехал. Он сам меня нашел.
- Ты попался, Молот. Как дурак трехлетний на конфеты. Только конфетой был я. А попался ты - ИМ. Ну ты уже наверное все сам скумекал.
Единственным, что выдавало бурю, поднявшуюся в душе его уже-почти-бывшего святейшества, были его глаза. Глаза, которыми он смотрел мне за спину. На меня. На них. На меня. И широкие черные зрачки его были бездонными, как реки крови, которые текли у его ног 30 лет назад, в дни Черной Смуты. |