С северной стороны, со стороны станции подуло. От дуновения ветра стало несколько зябко и сухо. Выпорхнули лёгкие, почти не невидимые песчинки первого снега. Пока их было не много, не достаточно, мало, но уже через пару недель земля укроется белёсым ковром снега. Небо затягивали худые облака, неспешно, размеренно заполняя собой всё от крыш домов и до лесных горизонтов. Пришли они к нам с севера, со стороны Скандинавии и видимо их табор встанет у нас надо всем Храпуновом до самого декабря, а то и того дольше. На дворе была третья декада ноября, и соразмерно времени разворачивалась зима.
Выходя со своего участка, я небрежно прикрыл калитку. Запирать дома не стал. Я это, в общем-то, и так не делаю, но сейчас и вовсе в том правды нет. Ведь последние, самые яростные сторонники дачного отдыха, напоследок, приезжают в середине октября не дольше чем на полдня, осмотрят свои владения, перепроверят всё на последок и откушав последнюю трапезу уезжаю в город и всё. До самого мая месяца, стоят покой и холод.
Надета на мне была старая шинель от войск связи, вязаный свитер, штаны тёплые, белорусские сапоги. С собой прихватил пару банок Ролтона, горсть пакетиков с чаем, стакан и вилку, всё это очень добротно легло в карманы шинели. Не спеша, постигая шагами дорогу, я пошёл к пням.
Раньше, это были большие дубы, подле них стояла сторожка, в которой, если по уму должен был быть сторож, который бы стерёг наши дачи от лихого народа. Но уже довольно давно, я тех времён памятью не застал, сторожка сгорела, вместе с ней в пламени погибли и дубы, от которых остались пни, возле которых мы, будучи детворой, собирались летом. Ныне же и пни, степенно отживают своё время, не быстро, но неумолимо разрушаясь под гнётом времени и жуков короедов. Раньше тут были три пня, ныне только два, а через пару лет, возможно, останется один. Подойдя к пням, присел на тот, который был ближе, выложил свой скарб на соседний и принялся ждать товарища, который должен был подойти, как и условились. Мобильника у меня с собой не было.
Спустя минут пять времени, с другой стороны поля, супротив которого стояли пни, из-за угла вышел Эльф. Как мы и условились, он нёс собой чайник с кипятком. Эльф шёл как и я, по-хозяйски, мерно пересекая поле, цедя сигарету. Одет он был в старый и потёртый спортивный костюм, грязную куртку и от чего-то надел тюбетейку. Товарищ подошёл, мы поздоровались:
- Ты я вижу, совсем на узбека стал похож. Прямо Хаттабыч.
- Алай-Махалай превратись в говно! – Эльф рассмеялся и чуть не обил меня кипятком.
- Тихо ты, давай лучше заваривай.
Через минуту мы уже заварили лапшу и чай, и, сидя на пенёчках обедали:
- Всё-таки Кобан, ролтон говно редкостное.
- От чего тогда ешь?
- Не, вкусно конечно, вернее есть можно, но говно.
- Если есть можно, значит не говно.
- Бля, - Эльф слегка отстранился от баночки с лапшой, - ты хочешь сказать, что ролтон это приемлемая пища?
- Ну да. Жрать-то можно. И на вкус сойдёт. Я же не утверждаю, что лучше нечего нет, я про то, что когда нужно похавать что-то – ролтон рулит. Всякие дошираки, к слову, рвёт в минуса.
- Ну, хрен его знает.
- Сам посуди, вот ты его сейчас ешь и как бы всё нормально ибо готовить всякую мега-еду, нынче времени нет и желания в общем тоже. А тут быстро навернул и готов к подвигам.
- Ну да. Слушай, а за грибами сейчас как, ходить можно?
- Вроде да. То есть, сколько знаю, некоторые грибы они и сейчас растут и до того как плотным слоем ляжет снег их можно искать. После не удобно. Но основной сезон, конечно, того, кончился.
- Интересно. Надо будет за зиму почитать чего и поискать поздних осенних грибоков.
- У нас собрался?
- Ну а где?
- Фидель говорит, что в лесу с конца октября уже стрёмно ходить. Зверь из лесу, со стороны Шатуры подходит.
- Кормов не хватает что ли?
- Вроде того.
- И что за зверь? - Эльф поправил тюбетейку.
- Кабаны, лисы, волчьих следов он не видел. Но как бы и этих достаточно. А во вторых темнеет рано, ну как заблудишься, а выходить как? Не, я позднее середины октября в лес не ходок.
- Но всё равно интересно, да и далеко ходить не обязательно. Прошёл через мост, ну который против перелеска, который за Шинником стоит, там, через просеку и всё в лес зашёл.
- Ну, это я не знаю. Но думаю, углубляться всё одно - надо будет. Летом-то углубляешься. Я как-то помню в августе месяце за болото когда прошёл, с южной стороны, знаю там полянку одну верную, всё там пособирал как мог, подберёзовиков тьма… Так вот, ушёл туда в часов девять утра, а вернулся на следующий день, вышел со стороны деревни Иванисово. Стоял август месяц... Там просека, к слову, прилично заросла, ну которая после моста.
- Я помню, ты рассказывал, стрёмная с тобой тогда историца была.
- Ага, так что лучше с лесом не шутить, особенно поздней осенью.
Тут, наш неспешный разговор был прерван.
- Ребята! Здравствуйте! А вы откуда?
- Добрый. Что значит, «от куда»? – я обернулся.
Нас окликнул мужичок с тележонкой в забавном кепарике.
- Ну, где живёте-то? На этих дачах или где?
- Местные, да. А вы откуда?
- а я с Первомайки. Вы в шахматы играете?
Мы с Эльфом переглянулись.
- Играем. Но их у нас нет.
- Это нечего! У меня есть! Тут, на даче. Давайте сыграем? Тут недалеко по четвёртой садовой вперёд пройти.
- Ну, давайте.
Подхватив остатки от обеда, мы пошли вслед за мужичком. Времени у нас было богато, а делать в общем-то всё равно нечего. А так, новый человек как говориться.
- А как вас зовут? – уточнил Эльф.
Мужичок развернулся и протянул руку:
- Владимир Егорович! Я из Омска. Знаете, как расшифровывается? – Общее Место Ссылки Каторжан, - Владимир Егорович важно поправил кепку, будто особым знанием как расшифровывается город стоящий на реке Омь, он важно выделялся среди прочих людей.
- Понятно.
- Ну пойдёмте, пойдёмте…
Мы шли за Владимиров Егоровичем.
Жил Владимир Егорович несколько после первого перекрёстка на четвёртой садовой. Я туда как-то никогда и не ходил, всякие кусты растут, завсегда это место пропускал. У него тоже оказалось не заперто, если не считать деревянной щеколды. Калитка смущённо скрипнула, мы вошли на участок. Всюду, когда можно было посмотреть тут росли деревья. Летом тут, наверное, вообще божьего света не видно, мы прошли по крепенькой дорожке к двери дома. На участке у него было, как и у многих, два дома. Один большой и летний, холодный, второй маленький и тёплый, в котором можно было проживать в раннюю весну и позднюю осень. Как сейчас.
Маленький дом у него был любопытный, можно сказать полутораэтажный. Такие, сколько я знаю, называли времянками. То есть была задумка, что должен быть такой, настоящий хороший и большой дом, но пока его нет - будет такой вот. После, их поднимали на фундамент, частично меняли крышу, и к тому времени когда люди обустроили себе нормальные дома эти времянки обернулись просто летними кухнями в которых уютно и неспешно протекала жизнь дачников.
Дом был заперт не хитрее калитки. Что в общем симптоматично. Мы вошли. Внутри как и ожидалось было тепло и уютно. В углу стояла печь буржуйка, под ней обитый железом метр пола, далее справа от неё полка с книгами, потом шкафы для еды и посуды и небольшая, ещё советская газовая плита. Справа от двери было окно, довольно большое, оно открывало вид на сад, перед окном стоял старенький, годов семидесятых стол, за ним уже в углу была тахта, на которой. Возле стола стояли стулья, а с другой стороны, напротив тахты, в красном углу стоял телевизор. Над ним, на маленькой полочке стоял небольшой портрет Никиты Сергеевича Хрущева.
- Ну ребята, давайте чайку сделаем!
Владимир Егорович ловко включил радиоприёмник, который, верно, привычно стоял на частоте Радио «Ретро». От туда по помещению разлился Макаревич «… а ты был не прав, ты всё спалил за час и через час, большой огонь угас…». Мы с Эльфом сели за стол, Эльф поставил свой чайник ближе к окну и снял тюбетейку, правой рукой пригладил волосы. Будь мы в Москве в таком виде, то меня бы забрали как бомжа а его как гастарбайтера. Через кротчайшее время Владимир Егорович разливал по чашкам не дорогой чёрный чай, а я расставлял фигуры.
- Ходи Владимир Егорович! - пододвинул доску к хозяину.
- О, я белыми? Спасибо!
Владимир Егорович сидел на тахте, я напротив, а между нами, перед окном сидел Эльф.
- А вы знаете ребята, я в молодости электриком монтажником работал. Атомные станции строил. Курскую, Чернобыльскую.
- Здорово.
- Время знаете, такое было. Я вот, очень уважаю Никиту Хрущёва. Очень хороший был политик. И Сталина разоблачил и американцам спуску не давал и Гагарина в космос запустил. Голова! – Владимир Егорович поднял большой палец вверх.
- Молодость ваша при нём прошла? – Эльф улыбнулся.
- Да. Тогда знаете всё так, быстро было в молодости, по всей стране мотался, я сам-то из Сибири, а дочь у меня вот на Украине нынче живёт, а я тут с внучкой.
- А внучка где?
- Я её в деревню за молоком послал. Я, знаете, магазинное молоко не люблю, а вот деревенское от бабы Маши, очень уважаю. У ней и коровка и куры есть. Я у неё уже давно беру, ещё с восьмидесятых годов. Молочко там или творожок всё у неё.
- А я вот молоко не очень люблю. У меня от него, нехорошее бывает. – я сделал крепкий глоток уже подостывшего чая.
- А ты овсянку ешь – пища королей! – Владимир Егорович со значением посмотрел на меня, - серьёзно говорю, она желудок обволакивает и сразу хорошо становиться. Я это в армии понял.
- Это когда вы служили получается?
- Давно... Знаете, я в 68 году в Праге был.
- В составе советских войск, чтобы усмирить мятеж?
- Да. Трудное было, знаете ребята, занятие. Ехал туда, думал, помогу им там, а оказалось что я захватчик, оккупант…Знаете, я там убил человека, - Владимир Егорович как-то уменьшился, осунулся, голова вросла в плечи, - знаете как это было? Там был дом, там второй этаж и от туда стреляли в наш танк, кинули бутылку с зажигательной смесью. Вот я туда вошёл, а там люди. И один из них схватился за пистолет, но я был первый и нажал на спусковой крючок автомата… знаете его так бросило на пол, он несколько минут подёргался и затих. А другие-то, они русский язык немного знали, ну и говорят «Русс, Иван, Не убивай!». Я этого никогда не забуду.
- Ну, Владимир Егорович, ты исполнял свой воинский долг.
- Я оккупантом было. Как немец у нас.
- Нет. В отличии от немцев, там всё было по договору, туда ввёл войска не только Советский Союз, но и другие страны Варшавского Договора. И в итоге предотвратили кровопролитие, которое могло быть существенно более обильным и страшным.
- Ты не понимаешь, я убил человека!
- Ну, это уж точно не вернёшь.
- Да. Жизнь человеческую не вернёшь.
Тут в дом ворвалась девочка, верно внучка.
- Деда, там немцы приехали!
- Оленька, какие немцы?
- Ну, немцы, как в кино, они на бабу Машу напали и молоко стали на землю выливать и хлеб топтать!
- Чего? – лицо у Эльфа выражало кромешное удивление.
- Немцы говорю, приехали на танке, к бабе Маше и напали на неё!
- Ребята, надо помогать! – Владимир Егорович выскочил с тахты и выбежал на улицу, через мгновение он вернулся, в руках у него была винтовка Мосина. Глаза его сверкали нездоровьем. Казалось, только что перед нами сидел пришибленный человечишко, который совсем забросил свою жизнь и судьбу, а тут он выглядел воином, на вид которому вряд ли дашь больше сорока-сорока пяти.
Мы спешно набросили верхнюю одежду и побежали за Олькой и Владимиром Егоровичем. Выглядело это примерно так. Впереди путеводной звёздочкой бежала Олька, за ней мерно шагал Владимир Егорович с винтовкой на плече, после в распахнутой шинели я и в конце, одной рукой придерживая тюбетейку, другой неся чайник плёлся Эльф. Вот мы прошли мимо магазина, вот прошли мимо ворот, подле которых стоят торговые палатки. Свернули налево. Пока шли, я долго думал, кого девочка могла посчитать немцами. Неужели какие-то бандиты на чёрном джипе решили «пограбить» сельскую бабушку? Что за бред?
В деревне мы были минут через десять.
- Вот-вот! Туда! – Олька указывала рукой дорогу и прыгнула вперёд, но Владимир Егорович её остановил и чуть не кинул назад.
- Теперь сзади будьте, если что прыгайте в канавы.
- Ты только сразу не стреляй, а? И винтовка у вас откуда? – я слегка пригнулся.
- Время такое… надо запасаться, а то лихо станет, а нужной вещи нет.
- Ты только сразу не стреляй, Владимир Егорович, подожди.
Мы вышли на улицу, на которой стоял дом бабы Маши. Из-за угла и до дома было шагов наверное сто.
Напротив дома стоят немецкий грузовик, с характерным белым крестом, рядом копошились люди в германской форме времён второй мировой. Мне вдруг стало всё ясно. Краем глаза я заметил, как Владимир Егорович вскинул винтовку, передёрнул затвор, прицелился на человека, который как бы присел против дома. Я чудом схватился за ствол винтовки и опустил его в землю. Прозвучал выстрел.
- Ты чего?! Ты с ума сошёл? Ты в Праге в шестьдесят восьмом не навоевался?
Выстрел услышали «немцы».
- Прекратите! Не стреляйте! Мы русские! «Немцы» замерли как вкопанные, у того в которого целился мой новый знакомый лицо характерно побледнело. Один «немец» высоко поднял руки небыстро пошёл к нам на встречу.
- Что случилось? Вы кто такие? – крикнул Владимир Егорович.
- Мы ехали с тренировки перед игрой, - медленно жуя каждый слог отвечал идущий к нам «немец», - Скоро юбилей Московской битвы! Ну и форму мы не сняли, думали и так всё будет нормально, - он остановился в десятке шагов от нас, опустил руки, - Сюда заехали молока купить, но машина у нас старая, что-то с рулевым управлением случилось, водитель не справился, случайно забор снёс. Мы его уже чиним. Уберите пожалуйста оружие.
Владимир Егорович отрывисто кивнул, но винтовку за плечо не закинул. Мы уже вместе с немцем подошли поближе. И правда, наблюдалась несколько идеалистическая картинка. Фашисты ремонтируют забор русской бабушке. Баба Маша сидела на крылечке и в неописуемом удивлении смотрела на всё это. Спустя пару минут, робко и нерешительно заговорил Владимир Егорович:
- Так вы точно не немцы?..
- Нет, не немцы, просто в форме.
- А зачем же вы форму фашистскую-то надели-то?
Парень, который подошёл к нам, покачал головой.
- Вы фильм про Штирлица смотрели?
- Конечно.
- Вот, Штирлиц тоже ходил в немецкой форме.
- Но он же в кино играл, он актёр.
- Вот и мы актёры.
- Дак… Что ж вы не сказали-то…
- А вы спросили?
Владимир Егорович, тяжело взглотнул, после обратился к бабе Маше:
- Марья Васильевна, ты как, всё хорошо?
- Да нечего вроде. Вон чинят. Да вы тоже хороши. Партизаны.
- Так ведь, это. Как лучше хотели. На помощь пришли!
Баба Маша махнула рукой.
Постояв ещё минуту времени, мы распрощались и пошли обратно. День оканчивался. Небо стало полностью серым, а искры первого снега уже мерцали в свете редких фонарей.
2 февраля 2011 года. |
