Вот беда. В мои дурацкие сновидения всё чаще стали являться Орасио Оливейра, Аурелиано Буэндиа и многочисленные борхесовские гаучо с трудно запоминаемыми именами. Надо бы сменить чтиво. Я затолкал всю латиноамериканскую прозу во второй ряд на самую верхнюю полку и схватил первую попавшуюся книгу из нижней. В мягком переплёте, завёрнутая по старинке в газету, она скрывала от меня лицо автора. Заваривая на кухне крепкий чёрный чай (удивительно ещё, что не мате), я не спешил открывать безвестный фолиант, но решил покурить и угадать, что же кроется там внутри. Слегка пожелтевшие страницы и заметная внешняя обшарпанность давали некоторую почву для размышлений.
- Не думаю, что это «Малая Земля» Ильича, - тут же включился в интеллектуальное шоу Димон, который заглянул ко мне в гости. – Может рассказы о Дзержинском?
Бог с тобой, - возразил я. – Почему ты решил, что это непременно совок? Я более склонен к зарубежному детективу. Витиеватый Конан Дойль, унылая Агата Кристи или жалкий Жорж Сименон? Вот в чём вопрос.
- Детективы увесистые, а эта книжица размером с немногословного Чехова. Кто жил в этой квартире раньше? Не диссиденты ли? Может это самиздат? Солженицын, там, Буковский и его жена.
- Тогда скорее Хатха-Йога или пособие по каратэ.
- Ага. Бхагавадгита для детей младшего школьного возраста. Тут без гастронома не угадаешь.
- Есть ещё кафе «Гавань», где тётя Анжела готовит неплохой струдель.
- Идёт, - согласился Димон. – Значит так, географические сферы наших поисков мы уже непроизвольно разбили. Я роюсь в русскоязычных авторах, а тебе, чувак, всё остальное.
- Лады.
И мы ушли путешествовать по вечернему городу, не забыв прихватить с собой книгу…
- Какой напиток мы назначим сегодня нашей музой? – спросил, резво потирая ладони, Димон.
- Во-первых, наша муза в этом месте, по умолчанию, тётя Анжела. Во-вторых, напиток не может быть музой. Напиток – это мост между осязаемым и метафизическим, между рациональным и иррациональным, между абсурдом и…
- … и абсурдом, иного не дано. Я хочу коньяк. Как вы думаете, Анжела Петровна, что это за книга лежит на нашем столике, окутанная газетой «Труд» тридцатилетней давности?
- Уголовный кодекс, - сказала тётя Анжела. – Вам коньяк подороже или подешевле?
- Подешевле, - решил Димон. – И чтобы клопами несло, как положено.
После четвёртого или пятого тоста нам надоело угадывать, мы забросили нашу игру и стали болтать обо всём на свете. Утонув по уши в незамысловатых босановах, я почти не слушал Диму. Впрочем, как и он меня. В такие минуты все разговаривают сами с собой и это нормально.
- Понимаешь, дружище, изменилась только форма романа, но герои остались всё те же. Вот, - Димон хватал нашу книгу и тряс для наглядности ею в воздухе. - Тонкая? А по нынешним меркам уже роман. Форма, дружище, форма, но герои всё те же, что и раньше. И героини те же. Изольда, Джульетта, Анна Каренина и Пенелопа.
- Изольда-то тут, каким юзом?
- Изольда… Я сказал «Изольда»?
- Быть добру, - предлагал я новый тост в надежде, что Димон хоть немного помолчит. Босановы сменил бодрый Стиви Рэй Воен. Более мощный саунд стал глушить наши слова и мы принялись заказывать ещё и ещё, и ещё.
- Что это за коньяк был такой, Анжела Петровна? – заикаясь, спросил Димон, когда мы решили расползаться по флэтам.
- Коньяк.
- Понятно. А как называется?
- Коньяк.
- То есть? Мы пили коньяк «Коньяк»? – удивился Димон и тут же заблевал весь стол.
- Дома скажу жене, что это никакой не перегар, а просто ты меня отравил прошлогодним печеньем, которое к тому же провонялось клопами, - сообщил на улице заметно посвежевший Димон.
- Откуда у меня клопы? Впрочем, как знаешь. А я пошёл читать Киплинга.
- Кого?
- Это Киплинг, - я кивнул на книгу. – Заглянул под обложку, пока ты ходил отливать. Закоренелый британский монархист и куртуазный романтик должен спугнуть моих фантомов из Хулио Кортасара, которого я что-то перечитал в последнее время.
- Дерьмо, - непонятно о чём сказал Димон и мы распрощались.
В плохо освещённом переходе, не смотря на поздний час, колоритный нищий вовсю наяривал на старом баяне. Сидящий рядом с ним калека пел, пуская слюни, но с комсомольским задором: «не печалься, Катерина, тьма уйдёт, пребудет свет, время лучшее настанет, я куплю тебе буфет». Я бросил им в шляпу книгу, какую-то мелочь и зашагал прочь.
В эту ночь мне таки ничего не приснилось. Утром я открыл глаза на удивление бодрым человеком и стал собираться в речпорт на деловую встречу. Там в заранее условленном месте меня должны были ждать. Начинался новый день, который обещал мне хлеб насущный.
На платформе возле причала #3 меня действительно уже ждал громадный детина. У него были длинные волосы ниже плеч и живот, в который по моим приблизительным подсчётам влезло бы одним махом двадцать пять литров жидкости. Одет он был не по-зимнему легко. Джинсовый комбинезон, что всегда так идёт толстякам и беременным девушкам, поверх жёлтой водолазки. Глаза его выражали, как мне показалось, безысходную утреннюю тоску. То есть ничего не выражали.
- Арсений, - протянул он мохнатую ручищу. – Можно просто, Балу.
- Рикки-Тикки-Тави, - представился я.
- Что-то ты бледный и худой совсем, - не отреагировал на мой жалкий юмор Арсений. – Пойдём-ка, я тебя пивом угощу и вкратце введу в курс дела.
- Да я вообще-то не пью особо, - сказал я.
- Не думаю, - отрезал Балу.
Я не стал спорить, и мы пошли, не спеша, в направлении кафе «Гавань». Куда же ещё в этом микрорайоне портовиков, отставных бакенщиков и капитанов ближнего плаванья? Хорошо, что не схватил вчера с книжной полки «Майн Кампф» Шикльгрубера или «Божественную комедию» Алигьери, подумал я, вдыхая на полную грудь свежий декабрьский воздух и вспоминая двух нищих из перехода, которые, наверное, уже в полный рост расходовали моего Киплинга на козьи ножки. |
