Листья палые - предзнаменование осени.
На душе - камень.
Девятый час.
Каждый по-своему молится и своё просит,
прихлёбывая кофе
горячий.
Как я -
сейчас.
Самое сокровенное останется на дне,
невыпитое, не выплаканное в подушку.
Я здесь, который из стольких дней, горю в огне,
задыхаюсь и умираю от жажды: душно.
А ещё - скучаю,
по странной причине,
которую некоторые называют "дружба".
Вытянувшись в полный рост в постели,
сладко зевнув, посмотреть в окно.
Думать:
где-то через короткую неделю
кто-то новую осень зарисует в блокнот,
кто-то напишет повесть, кто-то споёт о личном,
кто-то родится в этом городе ещё не сгоревшим летом.
Где-то, даже меньше недели, я буду вычтен,
вычеркнут из списков.
Но не умру. Уеду.
Сплин - это состояние души с огромным риском
пустить пулю, а ещё - это бывает полезно.
Небо вчера висело ужасающе низко,
грозясь сорваться вниз
градом
обоюдоострых лезвий.
Проснись.
Не бойся. Я рядом.
Я ближе, чем все они.
И, если не затрагивать чисел и дат,
то я - навсегда.
Жаль, что не увезти тебе улицы и огни,
скверы и жёлтый свет заспанных фонарей.
И у твоих дверей
все слова мои улеглись как пушистый кот,
мяукать и действовать на нервы.
Между нами: этот вот десятый год
самый настоящий первый -
вместе.
В месте
называемом "Киев"
утро прохладное и с чистейшим небом.
Листья палые - предзнаменование осени.
Не прошу у твоего величества ни воды, ни хлеба.
А прошу,
только чтобы Вы - меня не бросили:
слишком холодно одному, чтобы пережить листопад,
слишком плохо, чтобы найди дорогу, я вижу.
Даже столетия тому назад,
кажется, я ни к кому и не стал бы ближе.
Что мне - кесаревы дела,
Агора.
Пирамиды. Тибет.
В тёмном бушующем море жизни мои приборы
сводятся исключительно к тебе.
Смерти нет.
Есть мысли. Кофе, допитое к несуществующему "сейчас".
А ещё - удивительно звонкий, выкованный из монет,
девятый час. |
