У подножья вороньей башни – дым-трава и чертополох.
Этот остров и те, что возле, образуют архипелаг,
Изобилующий вольфрамом и не балующий теплом,
Погруженный отчасти в воду - содрогающуюся гладь.
Не безлюдный – бесчеловечный, не любимый никем ландшафт.
Насекомое гложет воздух, будто медленная картечь.
«Ожидай меня завтра утром», - говорит, надевая шарф,
Не рыбак, но свидетель рыбы, не умеющий уберечь
Ни одной из любимых женщин. Попроси у него блесну,
Протяни ему влажный камень, как теплейшее из сердец…
..Горизонт перед мелкой лодкой разрастается в ширину,
И тревожно, как в старом фильме, рябь проносится по воде.
Затворившись в апартаментах на двенадцатом этаже,
Я внимаю вороньим шумам.. запятая.. глоток чернил…
В неглубоких моих карманах – нафталиновое драже.
Я прождал тебя слишком долго. Не вернись теперь, не вернись.
Как напрасны сейчас, как пресны эти песни об островах,
Эти вести об островерхих крышах, шорах чужих тревог…
Тем не менее, вот решетка, вцементированная в арку,
За которой гниет кустарник и окно источает воск,
Вот автобусные маршруты по наждачной ползут земле,
Остановки, вокзалы, парки… От несчастья и красоты
Истощившись, кладу пергамент и бреду в направленье лета,
И сминаются под ногами наспех сорванные бинты. |
