Когда мы были маленькими… А кто это тогда был вместо нас, когда мы были маленькими? Нет, это были не мы… Давно - это были не мы…
Плохое начало. Может ещё про большие деревья вспомнить?…
Но ведь когда мы были маленькими, мы сидели на абрикосовых ветвях. И, конечно же, ели абрикосы. И абрикосовые ветви действительно были большими. И тёплая шершавая кора ветвей словно была создана для нас.
Сгладились углы. Исчезла острота. Стёрлось…
С трудом пытаюсь возобновить то чувство восторга. Что именно вызывало этот восторг? Там, на просёлочной дороге, с как минимум десятисантиметровым слоем пыли, когда подкарауливая очередную машину наша банда голяков кидалась в эту пылюку, поднятую колёсами, с дикими криками : «Туман! Туман! Туман!». Как вообще можно было дышать этим ужасом? Сейчас я даже воздух с пылью от пылесоса с трудом выношу… Значит, это были не мы? Да уж, точно не мы. Особенно когда после этих грязепылевых процедур внимательно посмотрели друг на друга. Черти в фильмах и то не выглядели так экзотично. Особенно это посмешило наших матерей, которые потом отдраивали нас в тазиках…
На стройках тогда жили маньяки. А старые развалюхи вообще представляли собой особый мир. Там, среди множества брошенных вещей находились несметные сокровища в виде старых открыток, графинчиков, замысловатых пуговиц и массы загадочных вещей… Это были мы? Я? Ээээ…кажется да…
А это такое страшное разочарование и полное недоумение. Когда от тебя убегает жених. Бабушка называла так соседского мальчика. И мне казалось, что так и должно быть, мы вырастем и поженимся. Воспринималось как должное, ещё, помнится, фамилия у него была Слынько и я так не хотела себе такую фамилию и договаривалась с бабушкой, что не буду менять свою чудесную фамилию на такую гадость. Играли всё лето с этим мальчиком в нашей песочнице. А потом, через год, когда меня снова закинули к бабушке и я вышла на дорогу… там ехал он, со стайкой других мальчишек на велосипедах. Я бросилась к нему навстречу громко и радостно крича:
- Жених! Жених!
Но он как угорелый помчался прочь(то-то ему было стыдно перед парнями). Обида и непонимание захлестнули меня. Я долго ревела у бабушки на руках и спрашивала, ну почему, почему он так… И это точно была я… Хм…
А это желание ябедничать! Мне кажется, я до сих пор этим страдаю. Ах, как хотелось удивить кого-то, ошарашить! Мне было всегда жалко брата Витьку, когда его наказывали, но ничего не могла сделать с остервенелым порывом открыть страшную правду… И увидеть удивлённые мамины глаза… Да ёлы-палы! Я! Я! Я! Ябеда-корябеда…
До сих пор не пойму, зачем мы слямзили чей-то трёхколёсный велосипед и утопили его в реке… Стащили. Катились на нём по очереди. Доехали до мостика. Коллективное сознание натолкнуло на мысль – сбросить его. Смотрели и хохотали, держась за животы, когда он ещё долго пускал пузыри с чёрного дна… а потом долгое время меня мучили угрызения совести. Я представляла малыша, который не найдёт своего велосипеда, будет плакать. Кажется, мне до сих пор нужно замаливать этот грех… Именно мне…
А когда, верх дворовой смелости, перелезть с одного на другое дерево по одной из верхних веток. Высота огроменная! Парни перелезают. Спрашиваю у перелезшего, ну как?
- Нормально, нестрашно, только яйца давит.
Интуитивно понимаю – это где-то между ног. И когда меня с другой стороны спрашивают – ну как. Отвечаю – здорово, только яйца давит. То-то они, наверное, озадачились таким моим ответом. А может, точно так же думали, что у меня всё так же, как и у них...
Я-не я… Я – не я…
А это такое острое ощущение папы. Как могут быть папы другие?! С какими-то усами? Слишком высокие, лысые. Нет.
Купаюсь в ванной, слышу кто-то пришёл. Папа! Папа приехал. Мама заглядывает, говорит, что нет там никакого папы, а я ору, как же нет, ведь папой пахнет!! Вот такие морщинки на лице. Это папа. Папа это что-то очень особенное, священное. Непередаваемое.
- Ты женишься на мне, когда я вырасту?
- Да, конечно. – и абсолютно не задумываюсь, что он уже женат на маме. Просто невозможно представить в своей жизни какого-то другого мужчину.
И как ни странно – это тоже я. Отец стал понятным. Предсказуемым. Чаще всего его почему-то просто жалко. Ну, или злишься на него. Но тот большой, и этот, теперешний. Это одно. Хоть и не вяжется. И это, наверное, и есть я. То, что между ними…
Странная. Такая помноженная, длинная жизнь. Никто меня не подменял. И я всё так же при любой возможности лезу на деревья. Укладываюсь уютно на ветвях. Пуляюсь косточками. Хочу удивить весь мир… Чтобы было весело. Я готова быть клоуном, только бы все вспомнили, что бывает весело…
А когда мы были маленькими – это были мы. Мы и сейчас маленькие. Маленькие большие мы на абрикосовых ветвях… |
