КРЕО №1
В лесу родилась еблочка.
Зябко нашей елочке
Елочке темно
Что же делать елочка,
Если жизнь говно
Ты мечтала милая
Вырасти в бревно
А стоишь тут хилая
Значит жизнь говно
Думала игрушками
Разукрасят
Но
Чахнешь меж зверушками
Ибо жизнь говно
Не увидишь праздника
Оливье, кино,
В телике эстрадника,-
Жизнь - увы, говно...
Лишь одна надежда есть -
Вылететь в окно,
В Новый Год наведаясь,
То-то и оно.
Так что тихо милая
Мерзни подо льдом
Жизнь - фигня постылая
Жопа и содом
Ты расти родимая
Рано тебе в печь
Жизнь - гавно голимое,-
Можно пренебречь
Ну а мы тихонечко
Выпьем и нальем
Завтра выйдет сонечко -
Здохнем мы под ём...
КРЕО №2
Гномик
Визжат и разбегаются. Румяные, смешные. Комки смеха, снега, и варежки на резинке. Маруся носится за ними, пока я курю, кутая подбородок в воротник. Талант у этой девчонки — все время собирает вокруг себя малышню. Постоянно таскает конфеты в карманах. Двадцать два года, пятьдесят килограммов радости. Курносик мой забавный.
- Мишка-а-а-а! - с хохотом скатывается на попе с обледеневшей горки. Сверху на нее валится кто-то маленький, похожий на медвежонка, еще двое одинаковых в оранжевых комбинезонах, похоже, девочки-двойняшки, потом еще кто-то... Маруся скрывается под барахтающейся кучкой малышей.
«Ммммм...» - тихо-тихо, откуда-то из-за спины, жалобно так. Осторожно оборачиваюсь, чтобы не раздавить. Крошечный гномик в пушистой шубе, в шапке с медвежьими ушками, белых варежках и с санками. Красный маленький носик и перепуганные глазищи. Пингвиненком перетаптывается и сопит в сторону горки. Мамочки, я не знаю, что с такими делать... Они для меня слишком маленькие и беспомощные, я их боюсь.
- Маруусь!... - паникую я. - Манюня! Хелп!
Ищу глазами того, кто этого пупса выгуливает. Пупс топчется, топчется, топчется и печально моргает. Санки елозят по снегу, слишком тяжелые. Господи, если вот та дремлющая на ходу бабушка и есть субъект присмотра за гномиком, то плохи мои дела.
- Марууууся! - я паникую, потому что козявка, кажется признал(а?) во мне родителя и никуда не уходит.
Бессовестная красивая Маруся машет мне заснеженными рукавицами и с визгом кидается догонять брасающихся по снегу врассыпную детей. Ну и что мне теперь делать? Бабушка, дура старая, села на скамейку и, кажется, уснула. А за дитем кто будет следить? А вдруг я злой педофил? Мамочки, ну что ж оно ко мне прицепилось? Маруся!!!
Ураган девчонка. Купили елку, несли ее домой наряжать. Ну неужели было трудно просто пройти через двор, проигнорировать попавший в живот снежок, просто посмеяться и идти домой? Нет, нужно в ответ начать бегать за этой мелочью, удрать с ними на горку кататься на пятой точке, а мне тут стой, кури, елку охраняй. Пингвиненок еще этот... Даже закурить теперь не могу спокойно - не травить же его дымом. Что ты сопишь?
- Ты кататься хочешь? - в ужасе спрашиваю я как можно добрее. Интересно, оно меня понимает? С какого возраста они разбирают человеческую речь?
Внезапно оно поднимает на меня глазки и кивает. Вот это я попал. Что ж за день-то такой! Существо издает какой-то звук и внезапно садится в снег. И что теперь с этим делать? Маруся меня не замечает, носится с горки со своим детсадом... вздыхаю и двумя руками приподнимаю малявку и ставлю на ноги. Малявка лупает глазенками и рассматривает меня снизу, запрокидывая голову. Ну что ж тут поделаешь...
Наклоняюсь и подхватываю «это» под крохотные ручки. Похоже на набитую ватой морскую звезду. Звезда шевелит варежками и сосредоточенно молчит. Какой сресс, господа, какой стресс... «Ты мальчик или девочка?» - спрашиваю. В ответ получаю невероятный прищур и улыбку из восьми малюсеньких зубов. Обалдеть! Сажаю гномика в санки. Гномик ерзает и пыхтит. Беру веревочку и медленно тащу санки по снегу. Сколько это будет продолжаться? Еще елку наряжать, не готово ничего, а между прочим, 31-е декабря, час дня! А мы играем с малышней, чьи родители, кстати, сейчас дома готовят салатики и пылесосят ковры, а еще заворачивают подарки.
Из санок доносится жалобный писк. Поворачиваюсь. Мелочь перебирает ножками и тянет ручку в сторону горки. И что теперь? Маруся-а-а-а!...
К тому моменту, когда я оказываюсь возле горки, Маруська с малышами уже носится в другом конце двора, бросается снегом и по-прежнему хохочет. Ну е-мое! Маня! Достаю пингвиненка из санок, держу на руках. Пингвиненок издает какие-то звуки в шарф и просто рвется вниз, кататься с горки, как я понимаю. Ну не могу же я с ЭТИМ сесть в санки? А если мы перевернемся? Оно же не мое! Безысходность — штука страшная. Свободной рукой одергиваю пальто, приседаю на корточки. Гномика не отпускаю. Сажусь на обледеневшую горку прямо на задницу. Холодно. Внезапно козявка качается, как неваляшка, и тыкается пуговичным носом мне в щеку. А нос какой теплый!
Господи, какое оно маленькое и неуклюжее...
Придерживая теплый сверток двумя руками, подталкиваюсь ногами и ползу на жопе к краю горки. Держись, малыш(ка?), поехали...
Где Маруся — понятия не имею. Съезжаем с «пассажиром» с горки в очередной раз, и вдруг из окна первого этажа нашего подъезда раздается женкий крик «Баб Надя, а Нюша где??? Баб Надя!!!», и незамедлительно полчаса уже дремавшая на скамейке бабушка, завернутая в шерстяной платок, подхватывается и с причитанием начинает озираться и суетливо бегать вокруг скамейки. Цепляю санки и галопом несусь с пингвиненком на руках к бабке. Курица ты старая.... Благо, дите смеется, да и я на маньяка-детоубийцу не похож. Э-эх, товарищи родители...
Приносим с Марусей елку домой. Вешаем обледеневшие пальто возле батареи. Долго греемся в горячем душе и целуемся. Ну их нафиг, этих малых, особено в Новый Год. И так предпраздничный мандраж, а тут еще... Красивая моя Маруся, Манюня, курносик мой... Заморозили ее совсем эти малыши со своей горкой.. Дуреха, сама еще совсем девчонка, милая моя... Кого заяц в коробке под елкой ждет?
Новогоднее шампанское выпивается за сорок минут. Сидим на полу в обнимку, и внезапно Маруська качается, как неваляшка, и упирается своим теплым носиком мне в щеку...
Сижу, задумчиво скребу затылок. Маня молча протягивает мне недавно распакованного мехового зайца с длинными ушами. Протягивает и улыбается.
С бутылкой шампанского и зайцем лечу вниз по лестнице до первого этажа. Поправляю рубашку и звоню в дверь. Открывает весьма приятный бородатый чувак лет тридцати с коньячным бокалом в руках. Вопросительно на меня смотрит. Я протягиваю ему шампанское.
- С Новым Годом, - говорю. - С новым счастьем! Я ваш сосед с четвертого.
Чувак жмет мне руку. Вопрос в глазах никуда не исчезает. Я достаю из-за спины зайца.
- Это вам... вашему Нюше (черт, кажется, я краснею)... И бабушку вашу будите иногда, чтоб не замерзла.
- Вашей Нюше, - улыбается чувак, поправляя меня. - Анечкой ее зовут. С Новым Годом.
КРЕО №3
Спокойно, Карамазов
Привет, фантастический мир.
Когда случится «завтра»,
Мы будем полны надежды.
Вернутся трамваи и воскреснут кошки.
Ничто
Ничто не важно,
Фантастический мир.
Когда вернется «завтра»,
Кому-то перекроют капельницу,
Выдернут иглу
И отпустят домой в дурацкой пижаме..
В дурацкой пижаме
Он поплетется в круглосуточный магазин
Покупать орехи,
В каждом из которых –
Маленькое «не убий».
КРЕО №4
Маленький Гитлер
Утро поцеловало его лучиком в щёку.
- Вставай, - сказало Утро, - просыпайся, бросай цветные фантики конфетных снов. За окном зима. За ночь седой старик намёл белого сахара. Инеевой шубкой оделся каштан за твоим окном. Мама испекла пирог. С яблоками. Как ты любишь.
Маленький Гитлер открыл глаза, зевнул и сладко потянулся. Было девять. Тускло-тускло в хрустальной вазе на полке дышал рассвет.
Сегодня – счастливый день. Папа сделал наконец-то санки, маленькие, удобные, чтобы съезжать быстрее всех, всех-всех! Это так здорово… Даже снег совсем не холодный.
Счастливый день, счастливая мама готовит счастливую кашу. Счастливая сестра берёт коньки и звонит счастливой подруге. Мама всегда говорит Маленькому Гитлеру, что когда он станет старше, то она тоже ему купит маленькие коньки. Только вот время идёт, а коньков всё нет…
Но всё равно улыбка, только улыбка. Счастливый день. А как не улыбаться? Суббота. Скоро проснётся папа. А Маленький Гитлер пойдёт с друзьями на горку. Он любит своих друзей. Они его тоже любят.
Однажды они вырастут и…
И когда уже допит чай, чай с большим ломтём яблочного пирога, нужно бежать на улицу, нужно одеть тёплые вязаные варежки и курточку, и шарф. Шарф связала бабушка. Маленький Гитлер любил бабушку. Теперь она ушла. Папа говорит, что однажды она придёт, что она просто очень далеко, там даже телефонов нет! И ещё… Ещё он говорит, что бабушка его помнит. И любит, конечно, очень-очень.
Мама попросила убрать белый снежок своего Маленького Помощника. У него есть лопаточка, простенькая деревянная лопаточка. Вот уберёт он, возьмёт саночки и побежит к друзьям.
Маленький Гитлер растёт старательным. Послушным. Радость, а не мальчик. Мама смотрит в окно. А он. Он трудится. Он сгребает белый лёгкий дым в крохотные сугробики, чтобы дорожка была чистой. Потому что мама попросила. Мама.
Всё. Молодец какой! Отряхнул свою лопатку и занёс во двор. Побежал уже. Аккуратней ты там!
На горке весело. Сами знаете. Возня, толкотня. Радость мокрым снегом заползает за шиворот, набивается в рукава. Хорошо!
Все хвалятся тем, что они попросили у Деда Мороза, и только Вовка смеётся. Он говорит, что Дедушки нет!
Дурак! Как же нет! А кто принёс в прошлом году Маленькому Гитлеру много-много красок? Он сам видел! Он подглядывал с мамой, как тот зашёл в дом и положил их под ёлочку!
Ну вот и темнеет. Пора домой. Вот и мама уже пришла за ним. Ну, до завтра, ребята, пока!
Теперь он поужинает, и будет в своей маленькой комнатке рисовать. Это он сам захотел. Просто увидел однажды, как рисует сестра. Вот…
Вот и следующий день. Он начался чуть раньше. Колокольня запела глубоким басом. Воскресенье. Тридцать первое!
Мама и сестра хлопочут с утра. Они готовят стол, а папа куда-то поехал. Ну ничего, сегодня обещал зайти Колька и посмотреть картины. Маленькому Гитлеру нравятся две только. А вообще их много.
Вот и Колька. Прошёл. Долго мялся в коридорчике. Скромный очень. Ну ты давай, не стесняйся, вот и картины, пошли ко мне в комнату!
Вот и любимые. Это сестра нарисована! Да не кирпичи, это, а коньки! Что ж ты Коль, не понимаешь что-ли!
Художник, ты Маленький Гитлер. А на второй что, Художник? А! Это папа рыбку ловит. Ну теперь всё понятно. И правда – талант.
Колька часто у них бывает. Он живёт напротив. С папой. Мама ушла. Авария – говорят взрослые. Наверное, ему скучно с папой. Хотя друг он – замечательный.
Ну вот и вечер. Уже накрыт стол. Мама позвонила дедушке. И тёте. Тётю поздравил сам Маленький Гитлер. Сестра и мама с папой ещё долго будут сидеть. А Маленький Гитлер устал. Он так и заснёт на диванчике, положив голову на колени папки.
Потом они его разбудят. Пойдут пускать салют. А потом…
Потом они спрятались с мамой за диваном. Папа лёг у себя в комнате отдохнуть. Я то знаю. А в дом заходит Дедушка мороз. У него в руках коробка. А в ней…
Конфеты? Конструктор? Игрушки? Книжка? Мячик? Коньки!
Белые с красными шнурочками. Откуда он знает всё это? Откуда он знает, что я хочу? Мама говорит, ему положено он же Дедушка Мороз!
Ну, теперь спать. А завтра. Представляете, завтра они все вместе пойдут на каток. Маленький Гитлер счастлив.
Он лёг в тёплую постельку. От неё пахло чем-то свежим, приятным, как утро, как мороз.
- Дедушка Мороз, - думал он, - спасибо тебе. Ты очень хороший. Я теперь… Я теперь хочу, хочу чтобы мама вернулась к Кольке. А то ему наверное, скучно, очень скучно…
И заснул.
Маленькому Гитлеру снилось лето. Зёлёный каштан во дворе. И как они с Машкой (они в один садик ходят!) качаются на больших качелях.
Ещё снились птицы. И небо. Голубое-голубое небо. И дом его, и храм с колокольней и высокими кол-лонами. Это такие похожие на сосульки белые каменные штуки. У храма. Крышу держат, говорит сестра.
Ночь поправила его одеяло. Спи крепче, маленький Гитлер, это Новый Год шепчет тебе сказки, это твой Новый Год.
КРЕО №5
снг зпт тепловоз тчк ком
happy new year! happy new year! всех с крео тигрой – славу и иру, алекса, штейн, шандрука и чинаски, малю-олейну, рассказчицу сказок прямо на ушко, соню и ваню, бифу и сплюшку, жирафа с компанией, сашу живого, тунца и сандалика, чсу и гриола, usetobo и павлика, симу и дашу, плайкера с ларою, катю и машу, улитку и ярика, северный фланг – мизантропа и лео, чайку в укутанной снегом карелии, спамеров, флудеров и графоманов, тех, кто в строю, и которые в бане, сыщика, юру, тапка и тротса, буковку л. (не луиза?) и оса, таики, олюшку, винни, остапа, шкалабалава, терезу и nada, роджера, свету, свирель, многоточие, и wdra плюс папиных дочек, вэла, зеленого, ольцю, снежинку, нонхьюман герл, эрогену, блондинку, гогу, бээса, пис-соул, окталию, эрику, дэфа, луниту и харома, юту, банана, гургена и птицу, nlo и мосея, мозгоебицца… (сколько ж нас много-то!) ыыы, усачева, lynx, cимамото, путинавову, ferlacour, кравдия, кошку, тамилу, шепеля, леру, еще один… (мило – жертва идеи) босячка и рыжая, минтон, вадим, и перпетуум мобиле, гришня, обман, и лапша, и дивча, эникен, раски, золотая моя, элвис и ветер, ю, джим, ковальчук, любка и пейпс, нпз и говнюк, добрый, клыкастый, ро, волшебство, (чую, вскипит в голове вещество) умка, дакотта, натка кокоз … епта, ну здравствуй, проклятый склероз
п.с. все совпадения – только случайны. праздников вам, господа, беспечальных!
п.п.с. эй, с новым годом тебя, tеplovoz!
КРЕО №6
Рождественское
Возле самого черного моря
Жили-были старик со стаканом.
Рождество приходило внезапно,
Приносило короткие снЕги.
Город прятался под языческой мишурой.
А вода наполнялась сияньем
То звезды, то затопленной лампы,
И всплывали со дна сновиденья,
И летели в открытые окна..
Мы вдыхали их, и они проникали в кровь.
А когда абсолютное утро
Собирало на площади граждан,
Приносящих дары и поющих,
Мы одни оставались у моря
Видеть темные караваны горбатых волн.
Я не знаю, о чем были песни,
Не припомню, зачем они были..
Лишь в одном не имею сомнений:
Мы оставим наш каменный берег.
Что поделаешь - обстоятельства гонят вон.
Мы очнемся на мерзлых широтах
Бесконечных коралловых сосен,
Чтобы жечь неказистые бревна
Ради чашки нездешнего кофе…
Это – музыка сотен тысяч звенящих вольт.
И когда я, влекомый делами,
Поднимусь одеваться и бриться,
Ты промолвишь: «спешить теперь поздно.
Я сама, - скажешь, - видела: ночью
Левый валенок уволок шоколадный волк».
КРЕО №7
Новогодний реализм
В маленьком домике с мохнатыми мышами и травяными обоями жили одинокая женщина и двое детей.
Этот домик нельзя было разглядеть, он весь зарос едким клейким плющем, от которого по всему телу шла дрожь.
Буйный ветер всегда гулял в его зарослях, и мама сходила медленно с ума.
Она вдруг стала разговаривать с детьми странными звуками, а про себя считала,что выучила птичий язык.
Старшего ребенка в семье звали Вася, а девочку Вероника. Мама Вероники была очень богатая, но никогда не покупала игрушек. Вероника очень мечтала о зайчиках, котиках и оленях с бубенцами. Именно поэтому она очень долго и усердно молилась своему большому Богу...
Снег выпал, как обещал: Мороз спешил по мертвым отблескам осени, - идуууу, -бормотал про себя,- идуууу.
Весь лес оживился, все услышали его ледяной голос. Как натянулись струны(дзен-н-н) и снова ослабли. Рукавами он загребал облака, перемешивал, разбрасывал как попало. Дзен-н-н, дзен-н-н!
Когда зажглись звезды, Вероника подошла к маме, подарила ей сотню поцелуев и спросила, подарит ли в этот Новый Год дедушка Мороз ей подарок. Мама ответила "кар-каррр" и упорхнула куда-то за шторы. Веронике стало одиноко, она хотела сходить к Васе, но вспомнила, что брата придумала себе в подарок еще в прошлом году.
"Восковые ложки, святые кораблики, вернуться к утру домой. Главное не встретить в лесу карлика, не пробудить его"... И Вероника отправилась за своей тенью в дремучий каменный лес, оставляя на снегу неглубокие следы.
На какое-то мгновение в лесу стало темно, будто кто-то выпил луну, а потом зажглись миллиарды огоньков, закружились в холодном танце. Вероника встала вкруг и увидела тот час зайчиков, белочек, волчат, всех не перечесть. Девочка поняла, что все ее желания сбылись. Румяная и довольная танцевала в обнимку с дедом Морозом, пока... пока не наступило утро.
Тогда Вероника поняла, что уже очутилась дома, и праздник позади.
Ближе к Рождеству тест показал две полоски...
КРЕО №8
Мясной рулет
Денёк выдался плотный. Выдраил квартиру, припёр из супермаркета хвойное дерево, купил Маринке презент. Осталась совсем ерунда: приготовить Расчудесное Нечто, чтобы Маринка прониклась, оценила умелость моих рук и может быть даже доверила этим рукам и свои филейные части. Учитывая, что сносно готовить я умел только яичницу и бутерброды с маслом, мне предстояло достойное испытание. Весь день в голове толпились, как бабки в колбасный ларёк, мысли о специях, сковородках, маринадах и о пуговицах на Маринкиной блузке. Пока не раздался звонок.
- Да?! – рявкнул я в телефон.
- Паша, приезжай, срочный заказ, несколько сцен, в партнершах Настя, до двенадцати планируем закончить, двести енотов!
- Михалыч, ну вообще-то праздник на носу… Ко мне девушка завтра придёт, и я просто обязан быть… ну… в форме.
- Понял. Двести пятьдесят! Не опаздывай!
Гудки.
Я постоял, подумал.
И вдруг решил приготовить мясной рулет.
***
- Паша, ну наконец-то!
Михалыч вскочил со стула и одобрительно закивал, поблёскивая розовой лысиной. У окна покуривали Толик и Дольф – осветитель и оператор. Лизок, добротная девушка лет сорока, ассистентка Михалыча, рисовала полуголой Насте новое игривое лицо - поверх натурального, утомленного жизнью. Рельефный блондин Витёк в шапке Деда Мороза с одухотворенным выражением лица заклинал своего одноглазого дракона.
- Паша, опаздываешь! Дрочить щасже, через три минуты начинаем!
- Михалыч, я это… попрощаться пришел…
- Блять… Триста не дам!
Михалыч, когда-то мечтавший стать великим режиссером и снять добротный экшн про Отечественную войну, в этот момент выглядел весьма внушительно. Как будто его только что одарили как минимум Оскаром. Я даже как-то сник.
- Не, я серьёзно. Устал я. Новый год на носу, пора по новой начать…
- Куда по новой? По какой еще новой? В стриптиз подался штоль?!
- Да нет, работу нашёл по специальности.
- У тебя что, еще и специальность есть?! Паша, зачем тебе специальность с таким членом? Я тебе мало плачу?
- Нет, просто я не успею приготовить мясной рулет, - уклончиво ответил я, поставил на стол бутыль шампанского и начал его молча откупоривать.
- Михалыч, - зазвучала с дивана Настя. – Пашу ждёт большое и светлое будущее, пусть идёт и делает его… своим большим… мозгом.
- Как же, большое и светлое, - заурчал Михалыч, полируя лысину платочком.
- Ну да! А разве плохо? Вот меня сегодня тоже ждёт большое и светлое, правда, Витёк? - бодрым пионерским голосом продолжала Настя. Лизок разразилась хохотом.
- Дамы, идите в жопу, - галантно заметил Витёк и отвернулся к окну, не прекращая колдовских движений.
- Нет, в жопу сегодня как раз тебе, Витя, - задумчиво подытожил Михалыч, раздувая ноздри, как мопс, и втягивая сладкий запах шампуня. – Лизавета! Звони Антонине! Вместо Новогодней сказки про двух Дедов Отморозков и Снегурку, сделаем Рождественскую историю про Деда и двух Снегурочек!
- Звонила уже, Михалыч. Тоня болеет!
- Опять триппер?
- Нет, насморк.
- И что, ебаться не может?
- Ебаться может, зато сосать не может – сразу задыхается.
- Задыхается? Интересно… Звони щасже!
Я налил Насте бокал Советского, чокнулись.
- Паш, а эта, которая к тебе на Эн Гэ придёт, она какая?
- Она клёвая, Насть.
- Настолько клёвая, что ради нее можно жизнь поменять?
- Да.
- Хорошо тебе, Пашка. И ты это… не возвращался чтобы.
- Не вернусь. А ты сделать ножки отсюда не хо?
- Ты что. Я же актриса! Мне в кино сниматься сам Бог велел! – сказала она. И задавила смешок целым бокалом игристого.
Я поцеловал ее в напудренную щеку и ушел.
Меня ждали великие дела.
Меня ждал Рулет.
***
Украсил дерево серпантином и стал накрывать стол. Первым в середину стола был водружен символ моего величия и всемогущести: Рулет Мясной Новогодний. По правде сказать, я ни над одной девчонкой еще так не потел, как над этим рулетом. И видать в благодарность он удался на славу. Я смотрел на него и думал, что такой большой, горячей и вкусной штукой сейчас может похвастать далеко не каждый! И эти мысли приводили меня в трепет. Кстати, всё остальное тоже обещало быть горячим и вкусным. Как и полагается в Новый год.
Но вдруг снова раздался звонок.
Трубка задребезжала тонким Маринкиным голоском:
- Алло! Павлуш, ты прости меня пожалуйста, но я… В общем не могу прийти. Мне Вадик позвонил, да, мой бывший… Он конечно кабардинский козёл, но так просил прощения за всё и умолял прийти, что я должна... Дать шанс нашим отношениям во имя любви! Ну ты понимаешь, да? Не обижаешься? У нас же всё равно ничего серьезного быть не могло, ты же знаешь. Значит друзья? Хорошо. С Новым годом, Павлуш!
Я немножко оглох. Потом ослеп. А потом бросил трубку, как вшивого зверька, на диван. Но немного промахнулся и случайно попал – о ужас! – в Рулет Мясной Новогодний! От чего на его величественном боку образовалась огромная вмятина, и даже отпечаталось бесовское слово Nokia.
Минут двадцать я приходил в себя. А потом позвонил.
***
Мы сидели на кухне, потягивали коньячок, курили и молчали. Я и Настя. Совсем не такая, какой я привык ее видеть. Без яростного мэйк-апа и парика, в джинсах и рубашке она больше походила на соседку по парте, на университетскую лекторшу, на девчонку из модного каталога, но никак не на порноактрису.
За окном бушевали фейерверки, на подоконнике трепыхались огоньки крохотных свечек, и даже дерево пришлось весьма кстати: вселяло какой-то неудержимый детский восторг.
- Хорошо, правда? – неожиданно спросила Настя.
- Правда.
И в самом деле было хорошо. Хорошо, легко и немного головокружительно от коньяка и запаха хвои. Рядом сидела женщина, тело которой я знал наизусть. Тело, которое на съемочной площадке было главным ингредиентом другого мясного рулета. Рулета, рецепт приготовления которого я давно и весьма хорошо изучил. На этом наши точки соприкосновения заканчивались: вне съемочного траходрома мы были исключительно друзьями.
- Знаешь, - сказал я. – Такое у меня впервые. Встречаю новый год с женщиной, и мне гораздо интересней, какой у нее любимый фильм, нежели какого цвета ее бельё.
Настя залилась смехом.
- Я тоже тебя не хочу, не волнуйся, - отшутилась она. - Кстати я последние полгода кексом вне площадки не занималась. Вообще. Просто не хочется. Ты понимаешь.
Я понимал.
Она помолчала и прибавила:
- Любимый фильм Зелёная Миля.
Погасила сигарету и прибавила еще:
- Ну и чтоб ты совсем был спокоен, бельё чёрное.
Я расхохотался. За окном разорвался сноп разноцветных огней.
- Точно не хочется? – переспросил вдруг я.
- Павел, вы что, клеите меня?
- Да не то что бы…
Я запнулся. Не мог внятно обрисовать мысль. Наверное мне хотелось чем-то заполнить тот пробел, который нарисовался между мной и Настей. Был этап первого немого созерцания. Был этап жесткого сексуального импекта. А вот конфетно-букетно-говорительно-обнимательный этап – выпал. И мне почему-то вдруг стало обидно, что он вот так вот бессовестно взял и выпал. Словно у меня только что вытащили из кармана нечто безусловно важное и безусловно моё.
- Зеленой мили у меня нет. С зелёным как-то не сложилось. С чёрным дело обстоит получше: есть все части Black Meat Pipes, но ты скорей всего не впечатлишься. Сюжет предсказуем до тошноты.
Она рассмеялась. И стало совсем хорошо.
За пять минут до боя курантов я всё-таки набрался смелости и решил вынести (во всех смыслах) на ее суд без пяти минут шедевр мировой кулинарии – Рулет Мясной Новогодний Повреждённый сорта Nokia. Я метнулся кабанчиком к холодильнику. Настя тем временем откупоривала бутылку шампанского. В телевизоре болтал без умолку, как школьница, Президент.
- Готовься загадывать желание! – завопил я, выскакивая из кухни с Рулетом наперевес.
- А как же! – согласилась Настя, и тут начали грохотать Самые Большие Часы в стране, в потолок полетела пробка и начался Год Белого Металлического Тигра! Что они курили в древности, эти созидатели календарей, для меня до сих пор загадка.
- С Новым годом! – заорали мы друг другу, столкнули бокалы и поцеловались. Она метила в мою щеку, а я – куда-то в центр ее лица, всё равно куда, но получилось в результате ни так и ни этак: мы вдруг соприкоснулись губами и – время остановилось. Этот поцелуй был круче самых бессовестных аттракционов, что мы успели провернуть на съёмках. Потому, что был настоящим. Потому что вел не к концу, а к началу. Потому что неважно было, что будет потом и будет ли вообще.
Мы прикасались друг к другу словно впервые, и в первый раз близость не ассоциировалась у меня с рулетом из потного мяса. Про рулет я вообще забыл. Забыл напрочь. На следующий день его слопали Толик, Дольф и Лизок, примчавшие в гости на постновогодний коньяк. Михалыч не ел, был в растрёпанных чувствах: узнал, что прима его эротической видеостудии покидает его.
КРЕО №9
На брудершафт с Мишей
Выхожу один я на дорогу
А дороги нету хоть убей
Поминая мать чертей и бога,
Ходу нету, - знать хожу с бубей.
В небесах торжественно и чудно
Чешуей своей как жар горя
Проплывает медленно и трудно
Полтора хромых богатыря...
Нет, не жду от жизни ничего я
Показалось. В небесах ползет
Связко длиннорогое такое,
А за нею в красном весь урод.
Чтоб в груди дремали жизни силы
Молча спирта выпью, закушу.
Этот Новый Год - моя могила
Удивляюсь, что еще дышу.
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Отошлю ка накуй я морфея
И урода, что вверху алел.
Всех соседей в пеший эротичный
Попрошу отправится поход.
Заодно тебя, читатель, лично,
А с тобою праздник "Новый год"
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?
Просто мне в душе довольно скудно
Отразилось полудикарем:
"Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит."
Выхожу один я на дорогу...
Тихо высыхая спирт стоит.
КРЕО №10
Новый год
Мы – две льдины.
Мы хрупкие льдины в большом океане.
И течение гонит нас к Югу, к песчаному пляжу.
Мы – дельфины.
Мы звёзды. Горячее хрупкое пламя.
Или небо. Мы - солнце. Мы даже
Разбились на части.
Теперь мы в каждом.
Ведь мы – счастье.
Снег на всём. Снег пушистый, приятный и мягкий.
Утром склеил ресницы мороз, представляешь, склеил.
А в маршрутке привычно: накурено, утро и давка,
И в динамиках ветер шипит, кусая за лапы ели.
Дома очень тепло. И пахнет приятной хвоей.
Я куплю апельсинов, как нужно - больших и ярких.
Нам ведь больше зачем? Нас ведь только-то двое.
Тут на улице точно не холодно. Правда. А даже жарко!
Ну а вечером мы отзвоним всем. С праздником!
Счастья вам и удачи, и тысячи тысяч здоровья, вот.
Улыбаясь, мы чокнемся старым домашним красненьким.
Я смурлыкаю что-то, как толстый счастливый кот.
Я поклонник протяжной и долгой, долгой Фа.
Я – фанат. Мне – фанфары, фарфор и фагот.
Я, конечно, шучу. Ты, конечно, сейчас права.
Снег на всём. Снег и скорый счастливый год.
Мы – лишь люди.
А больше. А больше не надо.
Вот бы в Крым. Чтобы лето. Лежать на пляже.
Мы там будем.
И будем, конечно, рядом.
И мы будем… но это опять не важно:)
КРЕО №11
НОС
Встретились, как и было оговорено ранее, в 11 вечера у Валентина. Витя, здоровый деревенский парень двадцати семи лет от роду, сказал жене, что идет в лес за елкой. Мол, ночью в лесу не так опасно рубить. А завтра праздник Николая, как раз сыну Мише под елку подарочки будут. Жена сделала вид, что поверила его словам. Витя основательно оделся, сложил в рыбацкий рюкзак рабочие рукавицы, шахтерский фонарь, бечевку. Взял в правую руку тяжелый мощный топор. Вышел из дому, прошел по темной сельской улице метров двести, и завернул во двор к Валентину.
Собак у Валентина не было. Виктор спокойно отворил калитку, и прошагал по тропинке до дома. Изо всей силы постучал кулаком в дверь. Откуда-то из дома донесся глухой крик:
- Береги силы, дровосек! Открою ща!
Витя стряхнул рукой снег с валенок и проорал в дверь.
- Открывай, Валентин! Николай подарки принес! Га-га-га!
Заскрипел ключ. Дверь открылась. В дверях, держа в левой руке зажженную свечу, появился Валентин. Дряхлый низкорослый мужик со смешной кучерявой шевелюрой, широко посаженными глазами и каким-то совершенно безумным огромным и, одновременно, приплюснутым носом. В старые времена такие носы совершали самостоятельные прогулки по истошно-холодным улицам Петербурга. Сейчас же их можно иногда встретить в теплых ростовских казино.
- Вот, - сказал Виктор и протянул Валентину две стодолларовые купюры.
Витя и Валентин расположились на крохотной кухне, которая больше напоминала сарай для скота, если бы там не находилась весело потрескивающая березовыми поленьями печь. Это привносило ни с чем не сравнимое ощущение теплоты и домашнего уюта в мир грязной посуды, выгоревших обоев, сажи, грязи и старых пожелтевших газет, которыми был устлан прогнивший деревянный пол. Виктор сидел на табуретке у окна и изучал заголовки (более мелкий текст не был виден) лежащей под его ногами газеты «Белоцерковский ударник». Один из заголовков гласил: «Белоцерковский голова объявил конкурс по борьбе с серыми волками».
В это время Валентин сгреб со стола все, что на нем лежало – пепельницу, металлические кружки, завернутый в газету чай, ложки, вилки и пр. Достал из кармана белоснежную скатерть, по периметру которой была вышита арабская вязь. Эти слова что-то значили, но что именно мы не знаем. Валентин аккуратно, «парашютом», опустил скатерть на стол. После этого достал из стоявшей на плите медной турки яйцо и поставил его в центр скатерти.
- Бесподобно! – воскликнул Валентин и подмигнул Вите. – Ну что, почти все готово. До полночи еще полчаса. Приколоти-ка, дорогой, папироску. Скоротаем время.
И Валентин передал Вите газетный сверток. Витя заметил, что это была та же самая газета с той же передовицей о борьбе с волками. Еще он заметил, что у Валентина очень толстые и крепкие ногти. Витя развернул газету. Внутри, пересыпанные коноплей лежали пустые папиросы «Сальве». Витя принялся приколачивать косяк.
Валентин добил пятку, и, сквозь кашель, обратился к Вите:
- Бендеры... Знаешь, город есть такой в Молдавии? Я там службу проходил. В Бендерах. Да. Так знаешь какая у молдаван трава самая лучшая считается?
Витя помотал головой. Витю крыло все больше и больше, а до полночи еще целая вечность. И когда настанет полночь, то накроет еще больше, и совсем по другому. И даже не то что больше, а окончательно и безвозвратно. И если сейчас это совсем даже не намек на то, что будет потом, то, что же тогда будет потом? Эти мысли не давали Вите сосредоточиться на рассказе Валентина.
- Бендеровцы эти, они, короче,- продолжал Валентин, бешено вращая глазами - берут молодого козленка, и кормят его целую неделю отборнейшей молодой коноплей. День кормят, второй, третий и так далее. Козленок этот все время кайфует. Они, Витя, сами по себе забавные животные, а если его коноплей накормить так совсем смех. И вот, значит, кормят его так до шестого дня. А на шестой день перестают, и при этом нельзя давать ему никакого питья. Так вот, на седьмой день бедного козленка режут и достают желудочек. Этот желудочек потом высушивают, смешивают с табаком или махоркой и курят. Вот это вещь! Я эту штуку один раз курил, и сразу после службы на пять лет в Тибет уехал, к ламам. Вот какая это сильная вещь! А из дерьма этого козленка тоже курительную смесь делают. Посильнее обычного драпа будет. «Дойна» называется. Это вроде бы «чабан» по-молдавски. А то, что козленок семь дней до смерти блаженствовал, так это считается искуплением перед живым существом, и курение такой конопли приносит благодать и просветление. О как!
- Валентин, уже почти двенадцать. Без десяти. Не опоздаешь? – очнулся Витя. Он совсем не слушал Валентина.
Валентин тут же собрался и нервно зашевелил своим выдающимся носом.
- Березовый, березовый, - шептал Валентин, катая яйцо по скатерти, - бежевый, березовый, приди ухват стуженый, да мрак бирюзовый, волк сиромаха, баба собака, верные слуги, снежные вьюги, заметите все пути, чтобы в чащу не пройти, ни конному, ни пешему, ни леснику, ни лешему.
Что говорил далее Валентин разобрать невозможно, да и не требуется. Так продолжалось еще некоторое время в течение которого в кухне будто бы сгустился мрак и повеяло холодом. Неожиданно резко Валентин схватил яйцо и со всей силы швырнул его через кухню и коридор во входную дверь. Яйцо с глухим треском разбилось, из его сердцевины вылетела маленькая змейка. Она упала на пол, доползла до двери, поднялась по ней до замочной скважины, влезла в нее до середины своей длины. Торчащий же из замочной скважины хвост изобразил некое подобие ключа. Змейка повернулась против часовой стрелки.
Дверь отворяется. В дом входят Двенадцать Месяцев. Все они одеты в богатые одежды восемнадцатого века. Месяцы все как на подбор крупные и статные, им тесно в коридоре. Валентин подходит к молодому парню, который больше похож на женщину и одет в короткий соболий полушубок. Это Апрель. Валентин протягивает ему стодолларовую купюру. Апрель молча кладет ее карман шубы.
Апрель (жеманно): Вечер добрый, бояре!
Витя и Валентин (вместе): Здраве буде, братья-месяцы!
Январь (сердито): Молвите, бояре, зачем позвали!
Витя (заискивающе): Не вели казнить, братец-месяц, кудесник сребровласый, вели слово молвить! Прослышал я, что желание вы исполняете за купюру заморскую!
Февраль (громогласно): Ежели сердце твое доброе, то исполним.
Все братья-месяцы (наперебой): А что ж! Исполним! А что ж! Коль сердце доброе – исполним!
Витя (навзрыд): Я хочу Сони Плейстешйн Три! Сони Плестейшн Три! СОНЬКУ ТРЕТЬЮ ЭЙЧ ДИ ДИ! ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ГИГОВ! ХОЧУ! ХОЧУ! ПОЖАЛУЙСТА! СОНЬКУ ХОЧУ ТРЕТЬЮ! ТРЕТЬЮ ЭЙЧ ДИ ДИ! ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ГИГОВ! ХОЧУ! ХОЧУ! СОНЬКУ ТРЕТЬЮ ЭЙЧ ДИ ДИ! ТРЕТЬЮ ЭЙЧ ДИ ДИ! ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ ГИГОВ! ХОЧУ! ХОЧУ!
Ноябрь не выдерживает этой истерики, подскакивает к Вите и бьет его наотмашь посохом. Удар такой сильный, что Витя тут же проваливается в густую пенистую темноту. Когда он снова открывает глаза, то видит перед собой какую-то толстуху в летнем платье, в руке у нее черенок от лопаты, и она наносит им удары по Витиному телу. По ее лицу текут слезы, тело содрогается от рыданий. Витя опускает глаза и видит хрупкие подростковые пальцы, которые крепко держат полиэтиленовый пакет с клеем «Момент». Чуть поодаль на привязи стоит козленок. Его зовут Валентин. А эта женщина его мама. Вите 14 лет, на дворе лето, он нюхает клей в сарае и мечтает о Сони Плейстейшн Три.
Джон, топ-менеджер компании «Сони», проснулся посреди ночи в своей роскошной квартире в центре Сиэтла. Ему только что приснился мальчик-токсикоман. У него было красивое лицо и Джон знал, что это победа. Джон встал с кровати. Подошел к окну. С неба сыпались крупные хлопья снега. «Fantastic!» - подумал Джон и вернулся в постель. |
