Мы сидим у моря. У него нет имени, но есть волны, есть берег и чёрная глубина. В море плавают огромные рыбы. Их рты открываются, жадно глотая солёную чернильную воду, глаза ищут солнце.
Нет солнца. Больше нет ни солнца, ни звёзд. Только ты, яркая-яркая, переливаешься перламутром. Держишь мою руку. Слушаешь.
И рыбы уставились на тебя: смотри, им не хватает воздуха, они умирают, и, словно дым, поднимаются выше, их чешуя становится перьями, плавники – крыльями.
Теперь они птицы. Теперь у нас есть небо и птицы. И море. И берег. А что нам ещё нужно? Что нам ещё нужно? Я расскажу тебе сказку. Сказку о рыбах, о моей осени и тысяче миров, где я никогда не был.
Рыбы плавали в сыром затопленном подвале. В зелёной мутной жиже. Их было пять. Они там плавали целую вечность. Через маленькую щель фундамента прорывался иногда кусочек солнца.
- Солнце, - вслух констатировал Карп.
- Солнце, - буркнул Окунь и нырнул поглубже.
Солнце растеклось по зелёному стакану их дома, и теперь он отливал изумрудом и неведомой весной. Маленькая Красная Рыбка, у которой не было даже имени и кусочка хвоста, поднялась к самой поверхности. Она любила солнце и часто с ним разговаривала.
- Солнце, - говорила она, - расскажи мне, что ты видишь, расскажи мне опять, как текут голубые и хрустальные реки, как падает вода со скал вниз, как разбивается она в мелкие брызги чьих-то, расскажи мне всё это опять.
- Нет, - отвечал жёлтый лучик, - сегодня я тебе расскажу о самой великой любви, которую я когда-либо знал.
Его звали Гелиос, это греческое имя. Всё было очень давно, в те годы, когда титаны рушили землю, когда Боги и герои совершали свои бессмертные подвиги. Всё было так давно, всё было в мою забытую юность.
В одной деревушке в горах Фракии жила девушка. Она любила Гелиоса. Но никогда ему не смела того сказать. И ждала. Чего-то своего, о чём не расскажут карты, о чём знает лишь девичье сердце. Где-то там, в самой его алой глубине.
Жизнь же Гелиоса была вечный бег, и он никогда не мог остановиться. Громадная колесница, запряженная ветрами и вихрями, гнала его.
Гелиос свыкся с этой мыслью, как свыкнешься и ты. Да, однажды, моя милая маленькая рыбка, всё изменится.
Гелиос так и бегал бы по свету, мимо высоких каменных снежных гор, мимо дремучих лесов, перепрыгивая через глубокие синие реки, прячась, чтобы отдышаться за далёкими-далёкими холмами в неизвестных землях.
Но и там настигала его колесница. И гнала, гнала.
Так шли тысячелетия и вдруг Гелиос решил, что пора остановиться, что пора принять бой. Его золотые доспехи сверкали, освещая пол мира.
В колеснице сидел неведомый Бог и тот помчался во всю прыть на Гелиоса. Секунда, две и мир вспыхнул, и тут же наступила тьма.
Бог в колеснице был повержен, но в груди Гелиоса зияла громадная рана и из неё сочилась кровь.
Кровь была жёлтого цвета и рассыпалась маленькими цветами. О-ду-ваньчики – зовут их люди.
Гелиоса хоронили звёзды. Они сожгли его и поместили прах в прозрачную урну. Эту урну люди назвали Луной.
Девушка подобрала выпавшее сердце. И спросила: что ты хочешь, сердце: сердце молчало. Тогда она положила его на голубую полочку неба. Сердце ярко горело. Сердце давала много тепла, и Земля нежась, подставляла то один бок, то другой.
Девушки уже нет. И лишь я, одинокое сердце Гелиоса, помню её имя. Мемора. Но не важно…
- Так что с любовью? – спросила Красная Рыбка.
- Любовь, это то, о чём не нужно так много слов – ответило Солнце – любовь, это иногда заглядывать к тебе в маленькую щёлочку и рассказывать.
- Ты… Ты, значит, меня любишь? А что такое любовь? – кричала Маленькая Рыбка куда-то вверх.
Ответа не было. Наступил вечер. Долгий вечер. В перекрытиях бегали мыши. Карп возился с Окунем на дне: что-то искали.
Вода стала тёмной, к ней вернулся прежний запах и вкус. Но нужно глотать её, дышать ей, чтобы снова было утро. И однажды. Однажды получить ответ.
На мокром асфальте лежали листья. Жухлые листья. Там растеклась большущая лужа. Говорят, что это из вон того полуразвалившегося дома вытекло. Трубу прорвало – вот вода в подвале и стояла.
До того стояла, пока не треснула стена. Так это ж видно: вон - трещина с руку!
Вместе с разбившимся вулканическим стеклом вылились и рыбы. В чёрной луже умирал громадный Карп. Окуня подобрал какой-то кот. Потом и карпа. Но уже другой, чёрный.
Маленькую красную рыбку совсем не заметили. Она барахталась, глотала, задыхалась, её губы вытягивались в трубочку. Губы шептали, радостно шептали: «Солнце, солнце, солнце».
Огонь жизни почти угас, когда маленький мальчик притащил её к себе домой в крохотной ладошке.
- Мама, смотри какая красивая. Я её случайно тут нашёл.
В большой трёхлитровой банке аквариума солнце теперь обнимает маленькую рыбку.
- Знаешь, что такое любовь, - говорит оно, - это вот так вот обнимать тебя. И слушать, как бьётся сердце.
И теперь мои мысли превратились в червей, они гложут чёрные скалы, чтобы скоро, совсем скоро: мы не заметим даже как быстро, выросли зелёные деревья за нашей спиной.
Птицы совьют гнёзда. Птицы будут учить летать молодняк. Летать над этим чёрным морем, у самой его ядовитой кромки.
А потом улетят на Юг. Давай придумаем им Юг? Доставай-ка ручку и белый-белый лист. Это же наш мир. И ты, яркая-яркая, переливаешься перламутром. Держишь мою руку. Слушаешь. |
