Мы сидим на краю, у обрыва и ножки свесив,
Незнакомые раньше, и странно – ведь мир так тесен,
Ты мне шепчешь, как ветром, а может и ветер шепчет:
«…Уходи. Или лучше…», рукой обнимая крепче.
Нас однажды распнут, однажды, потом, простят,
Много месяцев после, и тысячу лет спустя.
Это так безнадёжно, как Троя в глазах Гомера.
Абордаж? Хорошо, только хрупки борта галеры.
И в холодной гавани, песочной, цвета твоих волос,
Нас ждёт ни пристань, ни призрак, и не Колос.
Ты не слышала? - Карфаген разрушен, Катон сказал.
Я как в зеркале, в луже, отражаюсь в твоих глазах,
Но боюсь заглянуть – проклятое море бескрайне,
И в его глубине и сказка, и страшная тайна.
У твоей каравеллы сломались крылья, сгорели мачты,
Я же видел при встрече и думал, что это значило.
Но теперь мы так вместе и вечно, как два полюса,
Мы ругаемся, миримся, снова и снова ссоримся.
Как и все, в принципе, да и в чём наши отличия?
Мы как тысячи соблюдаем те же правила и приличия,
Мы же знаем насквозь все трещины, вывихи,
А однажды застынем, и будем любить на выдохе,
На последнем, грудном, клокоте, и немея.
Это так бесконечно, как море Хемингуэя.
Чтобы вырыдать душу не хватит стихов и песен,
Мы сидим на краю, у обрыва и ножки свесив.
Так что просто кладёшь свою голову мне на плечи.
И всё шепчешь, как ветром, а может и ветер шепчет. |
