Жил да был Пёс. Весной растаял снег и на прогалинах в ущелье за косматой горой мы нашли его белеющие останки и запревшую шкуру.
Его мы помнили ещё щенком. Он играл с нами на полигоне. Когда отец уезжал на большую землю, он жалобно скулил и мешался под ногами, как будто норовил чтобы на него наступили взрослые и никто никуда не уехал. Морозными колючими ночами, когда стояла мертвецкая тишина много-много дней, он так выл, что сердце замирало даже у тех, кто не боялся смерти. Мы потом поняли – он своим воем отпугивал волков, лисиц и оголодавших медведей от нашего лагеря. Он отпугивал смерть.
Я ему со стола воровал ливерную колбасу и тайком таскал куриные гребешки из супа, а соседский парень Колька поил нашего Пса порошковым молоком. Скоро нашему откормышу дали обычное прозвище – Пёс, потому что он очень был похож на это прозвище и оно ему шло, как мужику слово мужик.
За наше короткое лето он с нами вдоволь наигрался в футболян и набродился по сопкам, то и дело чавкая побегами незнакомых мне трав, а я собирал ягоды. К осени мать варила грибные супы и делала запеканку из клюквы.
Отец зачастил по командировкам, и было не понятно – живёт ли он с нами или там где-то в далёкой Москве.
Школы у нас не было, учила нас местная старуха из староверов. Только к десяти годам я научился читать и писать, зато по звёздам и по дымке над водой мог определять всё что захочешь. Мох для меня мог быть компасом и постелью, но от чего умер наш Пёс я так и не узнаю никогда. Конец. |
