Почти не видная в снегу мраморная змейка скользнула в очередную арку, далее в открытую дверь подъезда – оказался сквозным. В следующем дворе окно на первом этаже и открытая форточка…
Мраморная в ночном свете змейка стала кошкой, сиганула внутрь.
Занавеска, тумбочка, кровать, постель, шерстяные тапочки, зеленая ковровая дорожка… тазик, наполненный марганцевой водой, женские ножки в нем…
– Кошка… – удивленный шепот.
… зеленая ковровая дорожка, трехлитровая стеклянная банка без крышки с молоком до краев…
– Кошка, ксс-ксс-ксс…
Серый каменный пол лоджии, подоконник, ветер… синим ветром небо, будто лезет в окно; тополиный легкий пух, светящийся в солнечных лучах – летний снег. Нагретый, сухой булыжник мостовой и черепица крыши.
Снова дом, другой – улица ниже предыдущей. Город стоял на горе, и люди селились по склону.
Дырявое корыто, плесневелая лужица в углу дна, белые лапы…
Собака и кошка бежали друг подле друга по мостовой, за ними летел воробей.
Впереди шел мальчик с длинными, до плеч, вьющимися выгоревшими на солнце волосами, весь с головы до ног обмотанный рыбацкой сетью, с почтовой сумкой через плечо.
Солнце нещадно палило, точно спрашивало горожан – ну, что пожарить? или яичек вкрутую? или…
Мальчика пошатнуло – он хотел пить. Собака и кошка остановились, а воробей сел на землю.
Преломляющийся от жары воздух точно танцевал перед взором окрестными домами, зеленью вишни, айвы и апельсинов. Люди, точно гейзерные струйки, но медленно, колебались неясными видениями.
Навстречу кто-то шел. Он подходил все ближе и ближе. Он был одет во что-то белое.
Его рука протянула что-то прохладное. Это была вода.
Вода в обыкновенной глиняной чашке, которая была желанна настолько, что даже если бы это была не вода, сила убеждения мальчика сделала бы водою всякую вещь предложенную ему в ту минуту.
Он пристальнее вгляделся в возникший перед собой образ.
Дядя в белом смокинге, протягивает чашку.
Мальчик сделал глоток – ноги его подкосились. Прохлада. Солнечный удар… |
