ЗИМОВКА
С некоторых пор Авос стала подолгу бывать у нас. Цайаз сперва каждый раз вздрагивал, когда она, ухнув своё громкое «Здра-авству-уйте», заглядывала в наш дом. Но потом мы все попривыкли к ней. Тем более, она приносила с собою гостинцы, буквально откапывая их из-под снега: для Шим – жёлуди, для Цайаза – молоденькую травку. От неё всегда, к тому же, можно было получить по истине мудрый, в отличие от трескотни Шим, совет. Всё чаще мы звали её на чай.
А однажды даже Цайаз, влажно блестя заискивающим взглядом, произнёс, взбираясь ко мне на ноги:
- А может, пусть Авос живёт с нами? Она… не злая. Она… больше не хочет меня съесть… И Шим будет… приятно. Она сразу перестанет смеяться над нами…, в смысле, надо мной, а?
- Ну что ж, - сказала я, - если ты не станешь её бояться, а Авос пообещает никого в этом доме не есть…
Так, мы стали зимовать вместе. Правда, Цайаз перестал гулять по норе и часто плакал, когда ловил на себе остановившийся твердый взгляд Авос, хоть и никогда не признавался в том. Мне приходилось тогда успокаивать его и просить её: поди, мол, полетай. Она насмешливо ухала и улетала во тьму, но поутру всегда возвращалась и не подавала виду, что обижена или сердита.
Так мы и жили. Шим полюбила сплетничать с колкой осведомлённой птицей. Они частенько говорили о нас гадости едким шепотком. Точнее, говорила Шим, тогда как Авос лишь солидно подухкивала и щурила взгляд. Я, чтобы не слушать их, с треском ломала веточки, пока возле костра не получалась целая муравьиная хатка. А Цайаз в такие минуты просил меня прикрыть его маленькую беззащитную голову лапой и, вздрагивая, осторожно переспрашивал:
- Н-неужели, они го-оворят п-правду?
- Да вряд ли. Кстати, а что они там говорят? Я, видишь ли, стараюсь их не слышать, милый мой Цайаз.
- Я т-тоже н-не стараюсь. Но у меня же – уши. И они говорят что-то такое!..
- Тогда не слушай глупостей и не говори ерунды. И ты постарайся.
- Х-хорошо.
- Какое тебе дело до них? Ты – мой друг. Я же не обижаю тебя?
- Нет.
- И не обижу никогда.
- Я тебе в-верю.
И он честно старался не слушать их болтовню. Но однажды, видимо, кое-какие слова зацепились за его длинные уши. Цайаз сперва начал странно посматривать на меня, а потом стал упорно звать на прогулку. Он терпеливо ждал, когда придет более или менее погожий зимний денёк и, поборов свои бесконечные страхи, буквально вытянул меня на побережье.
Мы шли по неглубокому снежку и счастливый, бесконечно обрадованный чем-то Цайаз путался у меня под ногами, не решаясь начать разговор. Я не торопила его, обмела заснеженный пенёк, присела и приготовилась слушать. Наконец он решился.
- Это п-правда? Ты бы… смогла бы?
- Смогла бы что?
- Я тут случайно…узнал… Точнее, услышал… Авос и Шим разговаривали между собой и я случайно… Нет, ты не подумай, я не подслушивал, но мои уши… Они такие большие… Такие… Так вот, ты… Ты бы…Ты смогла?
- Я не понимаю тебя, маленький мой.
- Я… Вот… Ты бы… Мы бы… Могли бы… Ты бы…
- Что могли? Ты не бойся, объясни толком.
- Да вот… Ты смогла бы меня… полюбить?
- Что? Как?
- Ты бы не взяла меня в ….ммммм…. мужья? А?.. Ты бы могла обо мне… заботиться, защищать меня… Нас. Охранять наш дом. А я бы… Я бы… Я умею морковку выращивать, капусту и зелень! Только весной, летом - не сейчас. Вырастил бы, сделал бы запасы и кормил бы тебя вкуснятиной круглый год! Ну так… как?
- Цайазик, миленький… Я даже не знаю. А мне можно… подумать?
- Конечно, - опечалился Цайаз. – Самочки всегда думают. Всегда. Даже если знают всё до словечка наперёд.
ОБЪЯСНЕНИЯ
Шим и Авос, последовавшие за нами, подслушали и наш разговор, и моё замешательство. Они от души потешались над нами - я расслышала спиною тонкий хохоток и догадалась об этом.
- Это снова вы? – впервые я ощутила, как сильно хотела бы прогнать этих двух болтуний навсегда!
- А при чём здесь мы? Разбирайтесь сами! – пожала плечиками Шим.
- Какое нам дело? Действительно! – ухнула Авос.
Обе они захихикали снова и демонстративно отвернулись. Мне действительно не в чем было их упрекнуть. Да и некогда, потому что Цайаз лапками стоял у меня на коленках и выжидательно глядел мне в глаза:
- Ну так что? Что? Ты подумала? Подумала?
- Послушай, дружок… Я … я не знаю, что тебе сказать.
- Почему? Ты так ничего и не … не думала думать?…
- Что ты, что ты! Я думала! Конечно думала!
- И что ты решила?
- Ничего. Я ничего не могу решить.
- И ты не любишь меня и не хочешь зам… замуж?
- Я очень привязана к тебе, но…
- Но почему? Почему? Ты совсем не можешь меня… полюбить?
- Ты так этого хочешь?... Ну что ж… Тогда я… попробую… Только давай договоримся так: я ничего тебе не обещаю. Понимаешь? Я только попробую. Но в любом случае, и ты это помни, я никому, никому, слышишь, никому не дам тебя обидеть. Даже если у меня - полюбить тебя не получится. Даже если ты сам – полюбишь самочку-Цайаз и… станешь с ней счастливым. Понимаешь?
- Не совсем… Но ты – не бросишь меня? – недоумевающий Цайаз слегка успокоился.
- Не брошу, если ты сам не захочешь уйти.
- Это хорошо, хорошо… Да только я теперь совсем ничего не понимаю.
- Как бы я хотела тебе все это объяснить!.. Вот смотри, мой друг Чарг – я познакомлю вас обязательно весной, когда он прилетит – так вот, мой друг Чарг говорит мне, что любить по настоящему, не как друга, можно только существо своего вида и … противоположного пола.
- Что? Как? – снова пригорюнился Цайаз.
- «Как-как»… С собою и я пока разобраться не могу. Но начнем с тебя. Вот ты – кто? Какого ты вида?
- Я - Цайаз, заячьего вида.
- А пола?
- Пола, - смутился Цайаз – мужского, кх-кхм. Мужского рода, а ты?
- Я-то женского пола, да вот вид…
- Что вид? Род-то подходящий! – обрадовался мой навязчиво-робкий жених.
В зарослях просто покатились со смеху две эти сплетницы. И мне во второй раз захотелось закричать на них так громко, чтобы с веток посыпался липкий от солнечного света снег. Однако Цайаз ожидал ответа, и я продолжила говорить с ним:
- Род – подходящий, тут ты прав. Но вид мой – загадка даже для меня. Я – она, но кто эта она, кто? Ведь я до сих пор не знаю этого. Вот если бы я была как ты – мы бы оба это поняли, и все… решилось бы само собой. Я сразу же полюбила бы тебя, не раздумывая. Верь мне. Ведь ты такой милый! А так… ты посмотри на меня внимательно еще раз. Похожа ли я на существо твоего вида, а? Только внимательно смотри.
- Нет, не похожа. Раньше мне казалось, что чуточку - да, а теперь… я вижу, что ничуть. Хотя ты знаешь, Цайаз бывают разными. Есть беленькие, пятнистые и даже черные. Есть маленькие и волосатенькие, а есть гигантские, такие короткошерстные, что сдаётся даже, будто бы они – в коже.
- Но пока я не похожа ни на одного из них?
- Не похожа.
- А если я, … ну, предположим… ещё только расту? И что из меня может вырасти?
- Из тебя? Может вырасти? Может вырасти и получится… - задумался Цайаз.
И тут выбежала и завопила, выпучивая глаза и тыча в меня пальчиками, Шим:
- Клов! Она и есть – Клов! Страшный серый Клов! Вырастет – и слопает тебя, дурака!
- К-клов?!... Нет… – впервые по-иному взглянул на меня косым от ужаса взглядом Цайаз и вдруг бросился наутёк.
- Ха-ха-ха-ха-ха! Вот дуралей!
- Охо-хо-хо-хо! Уххх…!
- Замолчите! Немедленно замолчите обе! Вы… Вы… - я в три прыжка догнала убегающего трусишку и ухватила его за бока, ощущая, как бьётся в моих лапах его гулкое сердечко. – Не верь им! Не бойся меня! Ведь ты же знаешь, какой он, Клов. Разве я на него похожа? Ведь ничуть же! Ничуть! Ты посмотри на меня еще раз. Они пошутили! Это просто глупая шутка двух злобных бездельниц! Ты слышишь меня? Слышишь?
Цайаз закрыл глаза и мелко дрожал. Ни слова. Ни словечка и ни вздоха. Мне не хотелось говорить ему, что он струсил зря, и потому я сказала:
- Замёрз? Бедняга. Я отнесу тебя домой, - я быстро пошла по снегу к дому, а за нами, глупо хихикая, довольные своей выходной, следовали Шим и Авос. – Мы сядем у костра, попьём чаю. Ты погрызёшь печеньица и, если хочешь, и сахарку…
- Мой сахар? Ты отдашь ему мой сахар? – заволновалась Шим, забегая вперед.
- Не твой, а мой, наш! Ясно? – я крикнула так громко и грубо, что Шим прижала уши, и мне стало снова стыдно за себя. – Не сердись на меня, но… Вы очень плохо поступили с ним. Сначала вдолбили ему непонятно что, потом издевались, а теперь ещё и напугали до смерти…. – я видела, что Шим не понимает меня, а Авос просто-таки беззвучно смеётся над каждым моим словом: что им говорить?. - Ладно, не будем ссориться, пойдёмте домой и не будем. Так? И не жадничай, пожалуйста. У нас всем всего хватит. Идёмте…
У трескучего костра Цайаз долго молчал и как будто потихоньку оттаивал. А оттаяв, лёг в углу - жевал добытую для него травку и поглядывал извиняющимся взглядом то на меня, то на Шим, то на Авос.
В доме пахло грибами и ягодами. Уютно, тепло, тихо. Казалось, что все у нас теперь будет по старому.
- Хорошо здесь, хорошо… Только мне пора. На охоту, - блеснула глазами Авос и вразвалку потопала к двери.
Отгибая камышовый полог, она выглянула наружу и оглянулась к нам, внезапно зловеще ухнув:
- Ух, а снег-то пошёл! Снег–то! Метёт, метёт… Настоящая зима. Наступают холода. Волчьи холода… Волчьи! Ухх-а!... |
