*да, в ЖЖ. соскучилась.
Он ходил за мной по пятам на своих мягких мохнатых лапах, преданно заглядывал в глаза, сидел у изголовья по ночам. Несколько раз даже приходил в мои сны – и каждый раз я просыпалась с лёгким чувством вины перед ним. Он терпеливо ждал своего часа, и, кажется, дождался. Я, наконец, начала его писать.
Ненаписанное, несказанное, несделанное – оно неизменно оседает у нас в подсознании серыми пыльными пластами, старит нас, делает нас несчастными. Оно копится, забивает фильтры восприятия этого мира, и каждое действие начинает восприниматься через призму «а что, если не…». И, конечно, находятся сотни причин для не-действия. Так мы сами отсекаем альтернативные пути развития своей жизни – выбирая наиболее удобные, простые и привычные. Возможно, самое прекрасное и удивительное находилось в другом пласте реальности, но мы этого никогда не узнаем, и, уж конечно, уже не испытаем. Радость открытий принесена в жертву комфортабельности и привычной безопасности – проза жизни. Той самой, которую мы строим своими собственными руками.
Где-то в вечности мы с тобой вместе. Мы просыпаемся по утрам, ты варишь свой любимый кофе, наливаешь мне ледяной компот… Твоё утро начинается с моей улыбки и ласкового поцелуя в щёку. Там мы часами говорим о поэзии и истории, заботимся друг о друге, любим друг друга. Я поливаю твои цветы, ты читаешь мои стихи, дым от наших сигарет сплетается в воздухе, а наши тела – в постели. Нам хорошо друг с другом, и именно это называется счастьем.
Но этого никогда (вот она, свинцовая тяжесть и горечь слова «никогда») не будет с нами здесь, в той реальности, которую мы выбрали. Потому что ты не захотел. Не захотел моей любви – такой ясной и чистой, беззаветной и нежной, преданной и … ненужной. Ты не знал, что тебе с ней делать и зачем она тебе. И улыбался своей обезоруживающей улыбкой уставшего от своей хищности хищника, и целовал на прощанье руку, и говорил своим глухим голосом с хрипотцой о вещах, о которых никто больше, никто и никогда со мной не говорил. И ускользал – каждый час, каждую минуту – отдалялся, отходил, ждал, пока я устану идти к тебе сама, когда во мне проснётся женская принципиальность и запретит набрать в очередной раз твой номер. А я всё смотрела в твои глаза, холодные глаза глубоководной рыбы, холоднокровной тёмной рыбы, и искала в них тепло – тепло, которого в них не было. И находила же!
Мучительно додумывала, раскрашивала, достраивала, и сама верила в придуманное, так велико было желание любить тебя, и верить, что чувство – большое, тёплое, искреннее, может изменить человека, может… Это сейчас, когда отгорело, отболело, остыло, можно говорить: ах, какая наивность, какая глупость, как можно было думать, что человек с полувековым житейским опытом – не самым лёгким, надо сказать – может вот так, за 2 месяца, измениться ради какой-то девчонки. Это сейчас смешно и горько, а тогда – тогда это было высшей правдой, истиной, и любовь, такая чистая, такая всеобъемлющая, виделась способной перекрыть все жизненные обстоятельства и непримиримые различия. И была я, как на раскрытой ладони – вся до капельки для тебя. Стоит ли говорить, что тебе этой – меня, такой – меня не нужно было?
Перекати-поле, лёгкий ветерок, одуванчик-однодневка. Ранимая, юная, доверяющаяся. Почему я потянулась к тебе? Вековой тёмный дуб, сумрачный лес, каменный утёс. Мудрый, уставший, тяжёлый. Почему ты не оттолкнул меня сразу?
Спасибо тебе, я тебя всё равно люблю, ты всё равно самый особенный человек в моей жизни, и я всё равно глубоко-глубоко, на самом дне своей души, жду, что однажды ты позовёшь меня, и я вернусь в твою жизнь, и мы перейдём в другую реальность – ту, где есть счастье… |
