Подростком я завидовал старикам. Ненужные, оттого безнаказные, они могли творить что угодно. Выйти во двор, встать напротив компании молодых людей – выпивающих, красивых, остроумных, счастливых – и указывая на них пальцем хохотать, хохотать, хохотать сумасшедшим. Я ненавидел толстых, и особенно толстых желающих похудеть, – все, что тебе нужно, сука, так это поменьше жрать. Я ненавидел весь мир, и он платил мне той же монетой. Может это оттого, что с детства родители меня убедили в том, что я самый умный, самый красивый, самый талантливый, а действительность жестко обламывала. Может, всему виной были прыщи. Огромные и мерзкие.
Они мешали мне жить, я даже прогуливал школу, притворялся больным и сидел дома, только бы меня не видели и не трогали. Наконец мне это все надоело, и я отправился к косметологу.
Я боялся общественного транспорта. Метро, трамваи, автобусы. В них всегда полно народу. Половина поглядывает на тебя украдкой, половина брезгливо отворачивается. Но самое ужасное это дети. Они смотрят на тебя в упор без зазрения совести. Маленькие невинные ебанаты.
Один смотрел так долго и пристально, что я не выдержал, наклонился, и сказал ему в самое ухо:
- Эй, малявка, думаешь, тебя принес аист, или нашли в капусте? Хуй там был, ты вылез из жопы своей мамаши. Можно сказать она тебя высрала.
Мальчик посмотрел на маму, трендящую с подружкой и ничего не замечающую, на меня, потом снова на маму и разревелся. Та все-таки заметила сына и стала сюсюкаться с ним. На следующей остановке я вышел. Оставшийся путь я прошел пешком.
Даже в этом институте красоты все были красивые. Красивых я ненавидел особенно. Больше я ненавидел только прыщавых, таких как я. Я не хотел, чтобы меня ставили в один ряд с этими пресмыкающимися, прячущими глаза и бормочущими что-то невнятное себе под нос.
Я сидел и листал журналы. Одна реклама. Лампочка над дверью загорелась – настала моя очередь.
Доктор – блондинка за тридцать. Слишком сильно накрашенная. Бля – подумал я – и как ты меня будешь лечить, если свои проблемы прячешь с помощью краски. Еще я подумал, что трахнул бы ее. Но женщины на меня не смотрели. Я оставался девственником и продолжал много дрочить.
Она посмотрела на меня, записала что-то в карту и повела в другой кабинет. Я уныло поплелся за ней. Там меня положили на кушетку и чем то намазали лицо. Кожу нестерпимо жгло, но когда она спросила умеренное ли покалывание, я почему-то соврал и сказал, что да. Потом я умылся и меня снова отвели в другой кабинет. Соседний. Я снова оказался на кушетке. Мне стали вкалывать что-то в лицо, я скосил глаза и увидел что шприц пустой. Из дырочек от иголки текла темная кровь. Домой я поехал с красной рожей, но мне было плевать.
Процедуры, назначенные докторшей с волосами цвета спелой соломы, помогли. Но сейчас, смотря в зеркало, я все равно видел там урода. Лицо, как будто изъеденное улиткой, кривые, местами выбитые зубы, сутулые плечи. За что ты меня любишь, Лили?
Лили.
Лили – глуповата. Лили – блядовата. Лили – безотцовщина. Лили – моя самая любимая шлюха, всегда возвращающаяся ко мне. Моя Лили. |