- Баю, баюшки, бай-бай,
Спи ребенок засыпай,
Баю, баюшки, баю,
Я те песенку спою....
Тихонько пела Настенька, склонившись к кроватке над своими детьми, в реальности являвшими собой двух крохотных игрушечных пупсов, да и кроватки никакой не было. Было место под подушкой, где завернутые в одно на двоих маленькое одеяльце из куска марли, лежали трепетно растопырив навстречу материнской нежности пальчики, пластмассовые околыши, чем-то отдаленно напоминающие детей. Но Настеньке это было неважно, важно было то, что куклы были ее самыми лучшими друзьями, благодарными молчаливыми слушателями, ее детками которые нуждаются в своей мамочке, в ней - Настеньке.
- Спите мои крошечки, мама скоро придет, мамочка скоро будет настоящей певицей, она получит роль в самом грандиозном в истории мироздания мюзикле и вы, будете гордиться своей мамочкой.
Охранник, наблюдавший эту картину на экране монитора, по-доброму усмехнулся. В этом доме скорби для избранных больных, чье очень недешевое пребывание оплачивалось состоятельными родственниками, Настенька была одним из самых приятных, неагрессивных персонажей. Персонал ей симпатизировал и называл по негласной договоренности жертвой обстоятельств.
Когда-то давно в прошлой жизни, Настенька, будучи студенткой консерватории, на одном из благотворительных концертов познакомилась с бизнесменом-меценатом. Короткий бурный роман закончился свадьбой, бизнесмен души не чаял в молодой супруге – породистая, образованная, кроткая красавица, ловящая каждый жест и взгляд, через год родила мальчика. Красивого, белокурого. Мертвого.
После родов Настенька купила куклу – пластмассового розовощекого пупса-мальчика, натуральных младенческих размеров. Она пела младенцу песни, баюкала на руках, прикладывала к груди, мыла кукольную пластмассовую попку и плакала. Врачи разводили руками и говорили - время лечит. Время не вылечило и даже не притупило, ровно через три месяца Настенька украла младенца из коляски, оставленной нерадивой мамашей возле магазина, принесла находку домой и умиротворенно села ждать мужа с работы.
Но меценаты занимаются благотворительностью выборочно - чужой младенец, да и Настенька вместе со своим прогрессирующим депрессивным психозом и стремительно развившимся аутизмом, не подошли его имиджу. Младенца вернули рыдающей мамаше, а Настеньке нашли теплое местечко в элитной лечебнице с поэтичным названием «Дом Радости», славившейся хорошим уходом и прогрессивными методами лечения.
Одним из таких методов был оборудованный караоке-класс, где больные, в меру своих способностей драли глотки. И от такой интенсивной терапии здоровели прямо на глазах. В преддверии грядущего десятилетия с момента основания данного Дома было решено ставить мюзикл по мотивам сказки «Аленький цветочек», тексты и музыка были готовы, и сейчас тронутые дымкой другого мира умы местной общественности, заботил только один вопрос – кому же достанутся роли в постановке. На сегодня было назначено прослушивание. Со всех уголков Дома Радости к помещению столовой тянулись пациенты. Те, кто не находился совсем уж за гранью реальности или не был помещен в изолятор, по одному, редко группами, просачивались в пищеприемник, обретший новое значение. Кто просто поглазеть, все ж развлечение, а кто и попытать счастья, почувствовать себя звездой.
*****
Настенька вошла в помещение вслед за мужчиной в развевающейся тоге из белой атласной простыни, надетой поверх пижамы. Простыня была не очень аккуратно выкрашена красным маркером, а в углу красовалась нарисованная простым карандашом стилизованная морда негра – знак победы обладателя тоги над Сципионом Африканским. Широко развернутые его плечи венчала гордо посаженная голова, украшенная квадратной челюстью. Голову его опоясывал лавровый венок, на изготовление которого, ушла целая пачка лаврового листа, заимствованная на кухне. Лицо, задрав губу и прикрыв глаз, пересекал шрам, гордый профиль истинного патриция, Гай Юлий Чех, имевший непререкаемый авторитет среди обитателей, не мог пропустить такое знаковое событие как грядущая театральная постановка.
- Женщинам не место в театре, убирайтесь вон из зала и не оскверняйте своим присутствием мужские игры. Это говорю вам я, Гай Юлий Чех, ваш император.
- Юрася, галопередольчику хочешь хряпнуть? Это мы быстро....Оставь теток в покое – тихонечко на ухо Чеху проговорил, вынырнувший из-за спины санитар Славик.
Чех ныне, будучи императором, в прошлой жизни был боевым офицером. Командовал взводом во время первой чеченской кампании, и реакции ему было не занимать. Быстро сориентировавшись на местности, добавил:
- Впрочем, женщины могут остаться, возможно, вы нас развлечете.
Тетки, в большинстве одетые по местной моде в разноцветные боа поверх цветастых халатов, потянувшиеся уже было к выходу, вернулись на свои места за одним из двух длинных столов стоявших посреди столовой. Во главе стола не шелохнувшись при речи Чеха, восседала местная прима караоке-класса Оля Яйцева, она не любила, когда ей мешали петь. Не любила настолько, что когда в прошлой жизни, ее новорожденная дочь попыталась своим призывным плачем прервать домашнюю репетицию родительницы, Оля, недолго думая, положила младенца подумать о своем поведении в стиральную машину. Не забыв, при этом выставить программу с сушкой и нажать "Пуск". Вовремя вернувшийся супруг, увидел музицирующую Олечку, но не обнаружил любимого чада в кроватке. Оленька все пела, не слыша обращенных к ней вопросов. Пара крепких оплеух выдернула непривыкшую к подобному обращению Олечку из мира Муз и Сатиров и она, даже не сказала, а просто показала пальцем, где сейчас находиться помешавшее её вдохновению существо! Малышку, получившую несколько переломов, спасли, а Олечка играла теперь роль королевы в изгнании в Доме Радости.
«Певица Яйцева», - ухмылялись ей вслед обитатели, когда она в неизменной норковой куртке и деревянных сабо на толстой подошве, подчеркивающих, по ее мнению избранность, гордо фланировала по коридору.
«Статисты, - холодно думала Олечка про обитателей, - чтоб вы понимали в божественных созданиях и королевах, вы живете только потому, что я пою. Я замолчу, и ваш хрупкий мирок треснет по швам и развалится. А что касается некоторых моих конкретных соседей, то уж не за горами тот час, когда я прикажу, вас казнить... всех. Император сделает это. Я уж постараюсь». Оля склонилась в поклоне, завидев проходящего мимо неё контуженого ветерана.
Не подозревающий о подобных меркантильных целях, Чех прошел ко второму, «мужскому» столу. Сел на специально приготовленный для него стул, покрытый траченным молью куском кумача с масляными следами подошв местного электрика, грозно взглянул из под насупленных бровей на соседей по столу. Мужчины нестройным хором голосов, дрессированно чествовали Чеха: «Приветствую, мой император». Император удовлетворенно хрюкнул и, склонившись к близ сидящим начал что-то тихонько говорить. У него созрел план восстановления исторической справедливости.
*****
Тем временем началось прослушивание, желающие подходили по одному к старенькому пианино, стоящему в углу столовой за которым восседала Мара Георгиевна, являвшаяся руководителем караоке-класса и вдохновителем будущего мюзикла. Сухонькая старушка, не имевшая собственной семьи, жила при лечебнице и посвящала всю себя своим подопечным, которые в свою очередь отвечали ей искренней любовью и называли между собой Марочкой.
Особенно любил её местный художник, одним из творений которого был расписной плащ Чеха. Однажды, в прошлой жизни, где был он простым хипаном, он ушел в астрал при помощи ЛСД, откуда до сих пор не вернулся. По его глубокому убеждению, раз уж марочка его туда отправила, то Марочка, уж наверняка сможет продлить и усилить удовольствие. Правда, на караоке-классе пел он всего два раза в неделю. Зато как пел – орал так, что у бедной Марковочки, как называла её заносчивая Яйцева, морщинистое старушечье лицо сжималось в какую-то уж вовсе куриную гузку, искаженную гримасой не то сострадания, не то просто страдания. Остальное время Плакат, так погоняли художника соузники, тихонько сидел в уголке, похрипывая и подвывая сорванным горлом.
Каждый из участников что-то пел, некоторые желающие проявить себя, пытались и сплясать, кого-то назначали на роль сразу, другим велели не расстраиваться, все поучаствуют, пусть и не в главных ролях. Буйные рыдания одного из бесталанных претендентов медикаментозно прерывал санитар Яша. Толстую тетку, трясущуюся в беззвучных рыданиях, уводили под руки белые, сердобольные подруги.
В столовой царило оживление, Настенька тихонько сидела в углу, ждала своей очереди, Чех рисовал какие-то схемы на клочке бумаги и что-то объяснял внимавшим мужчинам. Леночка и Лидочка, хохотушки-нимфоманки, сдружившиеся на почве общего пристрастия, получили роли сестер и радостно хихикая, крутились возле мужчин, привлекая внимание. Кавалеры же были увлечены обсуждением стратегии, тактики и подготовки большого события. Единственный кто отреагировал, был Толик Вырвиглаз, последователь русских скопцов, свирепо воззрившийся на нимфоманок единственным уцелевшим глазом и произнесший сакраментальное:
-Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: ибо лучшее для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело было ввержено в геенну.
- Много ты понимаешь! – Леночка обиженно надула губы, но Лидочка подхватила
- А вот ты скажи лучше, ты себя только глаза лишил?
Вырвиглаз запыхтел, побагровел, грозно зыркнул уцелевшим органом зрения и ответил:
- Только глаза. Один только свой блудливый глаз вырвал, дабы душа моя бессмертная в алчные руки сатанинские не попала!
Девчонки захихикали, Лидочка толкнула Леночку в бок и сказала:
- Так глаз-то, он, знаешь ли, в этом деле не особо и нужен! Тут главное другое, - и засмеявшись в голос, выдавили хором
- Вовсе безглазое! С этим-то порядок?!
Леночка, забыв про свою обиду, подошла ближе к Вырвиглазу и хотела уже опереться о его плечо, но тут Император поднял голову. Девки сразу отпрыгнули от стола, а Толик был наказан
- Ты, Циклоп недоделанный, тебя что, вовсе не волнует отмщение и реставрация справедливости? - возмущенно провозгласил шепотом патриций, - Покинь в таком случае наши ряды и никогда более не смей появляться в нашем собрании!
Вырвиглаз, не ожидавший такого поворота событий, недоуменно заблымкал глазом, но Чех был тверд
- Пшел вон, собака!
Несправедливо, по его мнению, обиженный блудник, встал и пошел к пианино, посмотреть что там происходит. Санитар Яша, справившись с очередным буйным звездюком-неудачником, продолжил приглашать желающих прослушаться на роль
- Следующий!
Взяв Вырвиглаза за плечо, он подтолкнул его к пианино. Марочка оценивающе на него посмотрела, буркнула про себя
- Купец, - и протянула ему какую-то бумажку с текстом.
- Так и что мне… это… с этим делать-то? – ошарашено уставился в россыпь букв изгнанный из рядов имперской гвардии.
- Как что, Толик, - искренне удивился Плакат, висевший своим тощим телом на деке музыкального инструмента, - Конечно же, петь!
- Да я как-то это… Ну, вроде как это…
Яша положил ему руку на плечо и негромко, но убедительно сказал
- Пой или вали отсюда! Другим тоже попробовать хочется!
Толик кашлянул и затянул басом:
- Давным- давно, в одной стране
Богатый жил купец.
Товара, денег – завались,
Но вот настал пипец.
Купец поехал в дальний край
Товар оборотить
Три дочки. Всем трем дочерям гостинцев привезтить.
Бирюльки старшей, средней комп, а младшенькой – эт мне,
Пообещал папА цветок поставить на окне.
На этом моменте купец примолк, недоумевая, какая такая он дочка. Но ободренный Яшиным тычком в загривок понял, что надо продолжать и он, взяв на полтона выше, снова затянул на манер пономаря:
Да не простой цветок, а жуть какенной красоты.
Мой папа – правильный мужик, не колотил понты.
Сестричкам шняги накупил, проблемы в этом нет.
Но гнал он дальше караван, искал мой алый цвет.
Он был готов пройти весь мир, весь свет избороздить
Но незадача – весь навар пришлось бандитам слить.
Текст на станице закончился и низкое, монотонное гудение остановилось. Марочка всплеснула руками
- Отлично! Просто замечательно! Анатолий, вы проходите на роль купца. Подойдете ко мне позже, я выдам Вам текст!
Обалдевший от такого поворота событий пациент был могучим толчком в плечо отправлен от места кастинга.
- Топай уже... боярин! – добродушно рявкнул ему в спину санитар. Проходя мимо Чеха, Вырвиглаз надменно вскинул голову и, вживаясь в образ, горделиво проследовал вон из столовой.
Кастинг не сбавлял оборотов.
К старенькому пианино подошел пованивающий кошачьей мочой и столовским минтаем Куклачев, имени его никто и не помнил, да и к чему ему было имя. Кличка, данная обитателями лечебницы, как нельзя лучше отражала характер данного персонажа. Главными в его жизни были кошаки, которые в скором времени должны были стать правителями мира. Для того чтобы ускорить процесс, он решил методом племенной селекции, для чего беззаветно вступал с котами в половую связь, и переписывания генокода вывести породу котов-людоедов. Для замены важного гена, необходимо было приучить подопытных в первом поколении к соответствующему рациону. С кормом проблем не возникло, Куклачев пригласил случайного знакомого на пару капель, не долго думая раздробил ему восьмикилограммовой гирей голову, расчленил ножом мясника на небольшие порционные куски тело и внутренние органы, и потчевал своих любимых кошечек, приучая их к человечинке. Через неделю его немаленькая кошачья стая напала, пытаясь сожрать на соседа по лестничной клетке. Соседи не упустили случая сбагрить зловонного затейника в дом скорби. Так идеолог ПанКотизма стал Куклачевым.
- Чудовище как есть! – был Марочкин вердикт, - Пойте, пожалуйста.
Приятным тенором немного мяукая и шипя на мягких согласных Куклачев запел:
- Тут неуёмный зверь лесной сильнее зарычал,
Как услыхал про дочерей.
И в голос закричал:
При этом он согнул ноги в коленях, приопустил зад и всем корпусом подался вперед, от чего приобрел вид какающего павиана. Вероятно, так должен был выглядеть настоящий зверь!
"Я здесь один уж столько лет, мне скучно, веришь-нет!
Короче, делаем обмен: здесь дочка – дома дед!"
"Я их отец!"
"Да хоть бы мать, мне в общем-то начхать!
Тут принцип важен: убеди одну из них мне стать
Подругой, гостьей дорогой.
Но только знает пусть, что страшен я как смертный грех.
Перешагнув чрез грусть, себя отдаст навеки мне.
Из-за любви своей. Из-за любви своей к тебе!"
Допев, Куклачев вопросительно уставился на Марочку, скромно водя носком тапочка в виде улыбающегося кота по линолеуму.
- Ну что ж, ээээээ....Куклачев, так отвратительно может выть только зверюга какой-то. Вам даже в образ входить не нужно, Вы из него и не выходили... роль Ваша, смотрите не подведите. Учите текст и приходите завтра на репетицию.
Санитар Яша не преминул вставить свой комментарий
- Трусы смени...уссатый-полосатый....
Марочка оглядела оставшихся непрослушанных пациенток, ждавших, кому же достанется роль главной героини Настеньки.
- Так, женщины, - забубнила себе под нос Марочка, - роль Настеньки будет исполнять Оля Яйцева, даже прослушивать ее не буду, все и так знают, что Оля поет хорошо. Всем остальным достаются роли невидимых слуг, не забываем приходить на репетиции.
Женщины напряженно вслушивались, ловя каждое слово, следя за губами худрука. Яйцева же, не сомневающаяся в успехе, была увлечена созерцанием мужского коллоквиума, пытаясь проникнуть короткой своей мыслью под толстую черепную кость Императора. Из задумчивости ее вывел тапок санитара, завершивший свой полет ударом между нежных Олиных лопаток
- Эй, Яйцева, ты что заснула? Чех в стиралку не влезет, не примеривайся! Ты петь будешь?
Яйцева надменно взглянула на Яшу, кинула
- А то ж кто ещё?
Развернулась и поклонившись Чеху, никак на неё не отреагировавшему, покинула помещение.
Настенька растеряно смотрела на Мару Георгиевну. Как Марочка могла, ведь это она Настенька, при чем здесь эта противная зазнайка Яйцева.
- Мара Георгиевна, а как же я? Ведь это я - Настенька, самая настоящая Настенька, я выучу роль, я спою лучше....Почемууууу? – Настенька еле сдерживала накатившие слезы, стоящие в горле противным соленым комом.
- Настюш, детка... доктор не разрешает участвовать тебе в самодеятельности, тебе от этого хуже становится, не расстраивайся, зайка, ты приходи, приходи на репетиции, мы с тобой костюмы придумаем вместе, сцену будем украшать...
Настенька не дослушав, поплелась к выходу, всхлипывая и пытаясь сдержать слезы, в голове билась мысль - только куклы ее понимают, только они...а люди злые...злые...
*****
Неделя, отведенная на подготовку пролетела быстро. Пациенты, под руководством санитаров мастерили сцену, украшали зал, актеры репетировали по несколько часов в день, из подручных материалов были подготовлены незамысловатые костюмы. Настенька каждый день ходила на репетиции, наблюдала за актерами и как-то незаметно для самой себя, полностью выучила весь мюзикл. Но какое имела значение ее личная маленькая трагедия....
Шоу-бизз требует скандалов, не обошлось без них и здесь. Разразился он вокруг похищенной Плакатом у одного из пациентов коллекции кефирных крышек, из которых наш художник вырезал звезды. Аккуратно приклеенные клеем ПВА, они украсили норковую куртку примы, где и были обнаружены незадачливым коллекционером. Яйцева же, ощущая собственную значимость, ходила в норке украшенной кефирными звездами и была близка к тому, что буддисты называют «нирваной».
Мужчины под руководством Чеха тоже готовились к мероприятию. Что именно они замышляли, держалось в тайне. Если раньше помогать на кухню не хотел идти никто, то в подготовительную неделю, за право потягать тяжеленные выварочные кастрюли, устраивались потасовки, каждый хотел показать Императору свою преданность, выполнить поставленную задачу и стать правой рукой Императора.
Олечка Яйцева тоже несколько раз пыталась подкатить к Чеху, королева – императрица, какая, в принципе, разница... но Чех был непреклонен, у него была цель, у него была разработанная операция, в которой Оленьке отводилась главная роль, но знать ей об этом пока было не обязательно. Оленька терялась в сомнениях и вечером, накануне премьеры мюзикла решила идти карт-бланш, подкараулив в коридоре Чеха, она бросилась ему на шею, обвив его своим телом и жарко зашептала ему в ухо
- Ооооо, мой Гай...позволь мне стать твоей императрицей, позволь прислушиваться к твоему дыханию, позволь любить тебя....
- Женщина. В отличие от своих легионеров, патриции никогда не брали в походы коз. Но даже будь ты козой, а я легионером, даже тогда не взял бы я тебя. Почему? Я не ебу животных!
С этими словами, Гай отодрал от себя налипшую на него Олю и отшвырнул ее к стене, вдоль которой давеча прошла богатая бабушка Самсонова, которая наконец-то начала оправдывать надежды, заждавшихся завещания родственников. Бабушка страдала перманентным дисбактериозом, который выливался... просто выливался. С кусочками недожеванных слив, яблочными и помидорными кожурками и еще чем-то осклизло-смердящим. Сабо на высокой подошве, совместившись с посевом Самсоновой, никак не могли поспособствовать повышению осевой устойчивости примадонны. Взяв долго не дававшуюся ей высокую «ля», Олечка безвозвратно потеряла равновесие. Хрупкие, истощенные бессолевой диетой кости стопы, голени, ключицы, правой руки и тонкого указательного пальца сломались под собственным весом певицы. Бросившийся поднимать ее Чех, поскользнувшись на кожурках, упал на нее сверху, абсолютно случайно подбив Олечкин глаз локтем....
Норка стала похожа на шкуру подопечных Куклачева, в их не самые лучшие помойные времена, кефирные звезды померкли, неравномерно укрытые щедрым урожаем старухи. Это был крах...
Марочка бесновалась, называла Чеха – слоном, кабаном, мужланом, крушителем всех надежд, варваром... эпитетов было несчесть. Премьера висела на волоске, были приглашены гости, среди которых было несколько ныне действующих и потенциальных спонсоров, это был провал... и шанс, это был Настенькин шанс, которым она не преминула воспользоваться
- Хорошо Настя, я договорюсь с доктором, у нас нет другого выхода, думаю от одного раза, большого вреда не будет. Только ты мне спой, я должна быть уверена, что мы не опозоримся.
Марочка взяла первые аккорды и Настенька запела, запела бесподобным сопрано, взметнувшимся переливающимся колокольчиком к сводам столовой.
- Но сколько можно, милый зверь, мне напрягать глаза,
Хочу свой слух я улестить звучаньем голоса.
Он говорил, боится что меня перепугать,
Рычаньем и вытьём своим,
Но было мне плевать. Хотела слышать голос я,
Каким бы ни был он. И зверь сказал: "Конечно да!"
Я в сад бегу бегом.
И вот, в беседке, в тихий час, сижу и жду его,
А он в кустах сидит – молчит. Стесняется? Чего?!
"Привет" – тихонько говорю,
А он как заревет: "Ну, здравствуй, девица-душа!"
От страха мой живот, скрутило судорогой враз
И я, борясь с собой, вся сжалась, губы прикусив,
Но удержала газ.
Один, другой, на третий день, к нему привыкла я.
И мы гуляли – он в кустах, средь прочего зверья,
А я по тропочке иду, веду беседу с ним.
И оба рады, хоть ревёт как буйвол господин.
- Великолепно Настюша, поешь ты чудесно, сейчас подгоним платье тебе по фигуре, ты будешь самой прекрасной дебютанткой нашего мюзикла. Ты наша спасительница....
*****
Освещенная самодельная сцена, незамысловатые декорации, гости из числа родственников и спонсоров, рассажены вперемешку с пациентами в огороженном зрительском секторе. Марочка разминает пальцы у пианино. Занавес!
Действие разворачивается строго по плану, актеры, понимая всю важность миссии, выводят свои партии, невидимые слуги из числа пациентов, закутанные в белые простыни, старательно меняют декорации, художественно разбрасывают цветы в дивном саду, где происходит действие. Лидочка и Леночка, воспользовавшись моментом, всячески охмуряют косяшего на них вожделеющим глазом папашу-купца, но санитар Яша не дремлет. Как только объятия начинают становиться более, чем дочерними, он больно плюётся в нимфоманок жеванной бумагой через трубочку. Появляющиеся мушки все более распаляют воображение Вырвиглаза, что придает всей постановке пикантный оттенок. Вот и партия Настеньки.
Настя, очутившись на сцене, обвела всех ясным взором, из зала куда-то исчезли люди, перед ней сидели куклы, ее любимые куклы, которые никогда над ней не смеялись и она, абсолютно не стесняясь, запела
- Вот тут мой зверь воспрял душой и лучше стал, чем был.
В подарках утопил меня и на авто возил.
Рукам он волю не дает, любуется лишь мной.
Короче, стал мой дикий зверь совсем-совсем ручной.
А я и рада, ну и пусть на рожу он кривой,
Зато хороший человек, и дорожит лишь мной.
К тому ж богат, большой дворец, а это, если что,
Большой плюс в молодой семье… Короче, повезло!
Мой зверь красавцем прямо стал,
На зависть всем вокруг.
И свадьба уж не за горой.
Мы ждем друзей, подруг,
Сестриц и батюшку купца,
Который, ну ни как, ни ждал, ни думал, ни гадал,
Такого вот конца!
Тут все невидимые слуги, распрямившись, грянули хором:
Не думал, ни гадал он,
Никак не ожидал он,
Никак не ожидал он
Такого вот конца.
Представьте себе, представьте себе,
Никак не ожидал он.
Представьте себе, представьте себе,
Такого вот конца!
*****
Сцена, подобно той стене, возвышалась перед ним. Весь взвод. Все до одного легли на бетонною отмостку там, укрыв своими молодыми телами мерзлую, неприветливую ханкалинскую землю. "Никак нет, товарищ полковник! Приказа к отступлению не было! Виноват товарищ полковник!" Больше такого не повториться! Вот он – враг. На этот раз ошибок не будет. Сначала – массированная артподготовка! Утопим врага в шквале смертоносного огня!
Взбудораженный, распалившийся до невозможности, Гай Юрий Чех вскочил с места. Простыня, тщательно измалеванная красным маркером, изображавшая патрицианский плащ, съехала набок, но это мало волновало великого полководца в момент высшей его славы. Вот он – апогей жизни. Момент истины, звенящий напряженным нервом в воздухе. Вот они – славные воины, готовые положить живот свой на поле брани ради прославления в веках своего громоподобного командира! В глазах их нет страха и боли, но лишь жажда всепожирающего пламени битвы. Они ждут!
- Взво-о-од, товсь!
Командирский шепот прокатился по рядам артиллеристов. Три ряда верных воинов вскочили со своих мест, достали из-за пазух пакеты, готовые исторгнуть из нутра своего смердящую, прокисшую красную массу. Как один, засунули туда свои руки, достали полусгнившие томаты и изготовились к стрельбе.
- Первая батарея! Огонь – пли! – Рука главнокомандующего, до того висевшая в воздухе, со свистом рассекла воздух, давая сигнал к атаке и батарея, в четыре руки метнула четыре помидора в сторону ненавистно кочевряжещегося на сцене врага.
- Вторая батарея! Пли! – Ещё четыре помидора полетели в продолжающих ходить по заученным траекториям актеров.
Третья батарея команды не дождалась и ахнула нестройным залпом. Чех безумствовал. Он размахивал руками и первая батарея его артиллеристского взвода, единственная из всего воинства сохранившая самообладание, метала помидоры направо и налево, согласно мановению командира. Чех хохотал! Гомерический хохот душил и сотрясал могучее тело патриция. Победа! Оглушительная победа! Враг не может понять, что же происходит, откуда обрушилась на него сия кара божья. Не смея потревожить покой спящих Богов, он молча потянул за шиворот ближайшего к нему бойца, засунул руку в полиэтиленовый мешок, достал оттуда снаряд пожирнее и запустил крепенький ещё помидор, в одиноко торчащую посреди сцены Настю. Годы учения в патрицианской академии и сотни брошенных гранат не прошли даром. Спрессованные в секунды, они разорвались красной жижей с семечками аккурат посреди белого платья, в которое была закутана исполнительница главной роли.
Наконец, проснулись и спящие Боги. Но Чеха уже мало волновали скрутившие его санитары, ибо победа уже одержана, а победителей не судят. Разбушевавшиеся психи продолжали раскидывать во все стороны, экспроприированные в столовой помидоры, шипеть и шаркать. Санитары схватили полководца и ещё пару наиболее активных участников мятежа, но основная масса помешанных, продолжала щедро осыпать актеров урожаем близлежащего колхоза, щедро одарившего дом скорби.
В скорости сцена и зал видом своим и запахом стали напоминать рынок в конце знойного августовского рабочего дня. После артобстрела, который потихоньку закончился сам по себе. Актеры, до того имевшие божеский вид, стали похожи на работников консервного завода в страду томата.
- Мара Георгиевна, а Вас предупреждали...От нашего контингента другого ждать не приходится и спросить не с кого кроме Вас, Вы одна в этой вакханалии дееспособная, хотя что это я...Вы - выжившая из ума маразматичка, решившая привить людям прекрасное, но эти люди психи...Вы понимаете, ПСИХИ!!!!
Марочка сидела перед заведующим лечебницей, вжав голову в плечи. Такого провала не ждал никто, завидующий продолжил свою речь
- Вас спасло только то, что один из наших гостей-спонсоров, перечислил нам сумму вдвое большую той, на которую мы могли рассчитывать в общем сборе, мотивировав это тем, что Ваш расчудесный Чех, угодил гнилым помидором в башку его конкурента, чем доставил нашему благодетелю ни с чем не сравнимое эстетическое удовольствие. Отблагодарил нас, так сказать за креативную идею...Ну нет худа без добра, идите Мара Георгиевна, работайте дальше....
*****
Под покровом ночи, по коридору «женского» крыла лечебницы, бесшумно двигалась фигура в развевающемся белом плаще, возле одной из дверей фигура притормозила и скрылась за дверью.
На обычной больничной кровати, лежала укутанная в простыню до самых глаз Оленька Яйцева, переломанная, побитая, жалкая. Она ненавидела всех - Настьку, Чеха, Марочку, бабушку Самсонову... который день она беззвучно плакала, проклиная вся и все. Повернув голову на звук открывающейся двери, Оля увидела вошедшего Чеха.
- Женщина! Я пришел подарить тебе твою порцию славы. Ты хотела стать выше и больше и славою своею затмить величие твоего Императора? Что ж, Боги явились ко мне во сне и велели прославить тебя в веках...
Оленька, не знавшая об артобстреле мюзикла, удивленно, молча смотрела на Чеха. Ну, неужели император снизошел, понял и принял ее любовь.
Чех, засунув руку за пазуху, извлек пакет с окончательно потекшими помидорами и черпая зловонную жижу, начал кормить с ладони ошарашенную Олечку, молча сглатывающую гнилую массу, попутно размазывая по ее удивленному лицу и волосам. Она поперхнулась, булькнула и закашлялась, но Император продолжал священнодействовать, нанося маску из гнилых помидоров. Исчерпав содержимое пакета, он сделал шаг назад, воззрился на уже почти не дышащую Олечку с выкатившимися из орбит глазами и торжественно провозглаил:
- Теперь, женщина, ты достойна быть воспетой римскими стихоплетами. Я - твой Император Гай Юлий Чех, посмертно провозглашаю тебя Женщиной Кетчуп-Вамп.
С этими словами, Чех накрыл Оленькино лицо подушкой, сел сверху, подождал когда закончится агония, трагично испустил в подушку-убийцу газы и удалился.
Великолепная, безоговорочная, блестящая победа озарила суровый лик Императора. Его великие предки могут гордиться своим венценосным потомком. Он зашел в туалет и со словами
- Я умываю руки! - окунул вонюче-томатные кисти в калоприемник унитаза.
(с) МариХуанна & Kappaka |
Правила
| +2 | Шедевр! Одно из лучшего здесь! |
| +1 | Понравилось |
| +0.5 | Что-то есть |
| 0 | Никак |
| -0.5 | Хуже чем никак |
| -1 | Отстой |
| -2 | Пиздец, уберите эту хуйню с Тепловоза! |
|
Средняя оценка крео:
Проголосовавших: 4
! Голосование доступно только авторизованным пользователям |
|
|
