P.S. пальмовый ручеек чрезвычайно полезен для организма и питателен для сухой спины
Когда осталось шагов десять, он вдруг понял, что проиграл. Вчерашний прокаженный оказался прав. В этом городе, принято терять свою волю. Становишься полностью безразличным, кто? где? откуда? Все вопросы приобретают цвет лунной сыворотки, а, со временем, растворяется и само понятие Смысла. Улетучиваются головы, руки перестают вращать глобус, одна нога в глине, а, другая, в дырявом сапожище. И бежать больше некуда. В первую же пятницу, некто в белом, приносит на руках младенца, и улаживает его на край, закрепленной к полу, кровати. Щелкает механизм, и, на правом запястье, трепыхается резиновая бирка. С ровной, выверенной под трафарет каллиграфией: № такой-то. Имя, по умолчанию…
Вспомни! Нужен ли был там воздух
Именно это, и становится тем, поворотным звеном. Никто, и никогда ранее. Никто, и никогда в будущем. Прижимают к груди часики, играют в колыбель, и вытирают ночные, беспокойные слезы. Так, расходятся швы. Так, появляется твое Первое Дело. Вязать соломенные жилки, настраивать их на периметрах, и отбиваться от сумасшедшего накала чугунных сковородок. Главное, это успеть! Главное, не ошибиться в ее тончайшей сеточке! Стежок к стежку, ниточка к ниточке. Пускай, уже даже совсем без глаз. Даже, если дохлее, чем гниющие товарняки. В такой момент, они позволяют не каяться…
Жидкого кофе вкус
Крысиного спасения уксус
Когда факел погас, он уже знал твердо, что, вот-вот! придет такая минута, и его душа больше не будет принадлежать лишь одному ему. Что память его разветвлят экскаваторы, а, тело изорвется на тысячи гноящих воротничков. Ты готов? - спросила его Тень.
Провокация! – вскрикнулось сойкой, и заглушилась бронзовым эхом.
Все это, утопия! и Чистой воды проституция! – прогорланил начальник zonder реагирования. Каждый из них, сам по себе! У каждого, свой отдельный яд! Им, ни за что не полюбить друг друга! Противоядия нет!
…а, кто-то, еще долго бежал по запущенной инерции, кто-то делал над собой тройное усилие, потом несколько неуклюжих попыток, и, вконец обессиленный, падал на обезображенный скалами берег.
Потом, все тише и тише
Намного
И, гораздо пронзительнее
H2O В январях все оплачено
Знало ли перо, что, именно я, тот самый идиот,
Что, именно я, буду тем, кто откормит в себе жирную тварь?
Что множественный род прекратится только лишь после ее самоубийства,
Что человеческий вкус не способен воспринимать разделенный надвое язык?
Верил ли он тогда, когда писал в свое наказание,
Вспомнил ли он потом, когда через его окна выносили очередного беса?
В бутафорию раскуроченных заживо
На Манекенную Площадь внеочередного погрома
Там и сям, где все блики возложены на псевдо-зайчиков
Тут и там, среди живородящих колбочек от мышьяка
А прощать их, лучше всего на качелях |
