Наблюдала, как с клёна медленно-медленно сыпались листья. Не падали, нет – в слове "падать" есть некая фатальность, обречённость, падают самолёты, а листья – плавно слетают на землю с ветки, и этот их полёт грациозен и завершающ, как последний штрих.
И улыбка моя – как последняя строчка
Светлой саги о прошлой любви.
На столе лежит газета, принесённая подругой, журналистом этого издания. Сама я перестала покупать газеты года три назад, когда гораздо удобнее и мобильнее стало узнавать новости в интернете, а компьютер элегантно сменил кипы газет. В этом номере вышла статья подруги о современных мужчинах, и я наивно считала, что именно это явилось причиной неожиданного визита и вручения свежей, пахнущей типографской краской и сплетнями газеты. Уже после ухода пираньи пера (акула – слишком грубо для этой юной хрупкой особы), лениво просматривая полосы, я поняла истинную причину появления этого номера в моей тихой антигазетной комнате.
С одной из страниц мне улыбался ты.
Когда листок отрывается от ветки, в то самое мгновение, когда начинается его полёт – такой безальтернативный, такой последний, он, наверное, вдруг понимает, что такое одиночество. Когда лист летит в воздухе, непривычно один, между деревом, где листья были все вместе и землёй, где они вновь станут единой массой, но он этого ещё не знает, он со всей отчётливостью чувствует своё одиночество. Когда нет больше ветки – надёжной опоры с самого первого момента и ещё нет земли, да что там - даже не известно, какая она, земля. И вот он летит, впервые абсолютно один, и чувствует невыносимое одиночество, и сожаление, и страх перед будущим... пока не приземлится. А на земле всё совершенно иначе, и листок почти сразу забывает мысли, успевшие посетить его за этот короткий полёт, показавшийся ему вечностью.
И если через много дней его взгляд случайно останавливается на ветке – такой далёкой, что, кажется, она была в прошлой жизни, он прислушивается к себе, пытаясь понять, что он чувствует. Он вспоминает ту жгучую боль от расставания с веткой, горечь от осознания необратимости произошедшего, леденящее ощущение полёта в неизвестность – чуждую, незнакомую, неприветливую новую реальность. Вспоминает – но не более того, ибо воспоминание о боли не является ничем более воспоминания, если самой боли больше нет.
Я закрыла газету и улыбнулась своим мыслям. |
