Сезоны вьетнамских крыс, и постоянная сработка сигнализации. Проходящие мимо тебя, жуют колбасу. Они, как сырное облако. Высоко! Им, в огуречных платьях. Бал! В тебя плюют спермой, тебя ненавидят за твой иврит, тушат сигареты об твои волосы, и кричат тебе на ухо: Эге-гей! Проснись, сука! Ты давно уже перевыдуман!
Новая правда
Новое, постигаемое солнце
Ближе к восьми, приходит старуха. Ты ей как сын. Дорогой, скоро ночь!
Она вытирает твое тело теплым полотенцем, целует в гранитный лоб, и надевает на твою голову новый парик. Приходится вертеться в нем, поначалу режет шею, трали-вали! сравнивать себя и пластилиновых ворон, из далеких экранов. Спи! В фоторамке ватного потолка. В шагах близнецов-санитаров...
Уходя прочь, она всегда оборачивается. Только лишь один раз. Долго смотрит на тебя, и роняет всю свою мелочь. Ей кажется, что даже тебя она предала. Жмых...
Комар будоражит кровь. Еще один такой день, и пойдет снег. Ты всегда чувствуешь его стеклянный приход. Снег, как молодой олень. Беги быстрее, Бланк! Или, как старый волк. Он вгрызается в самую душу. Щелк! Щелк! До последних красных выстрелов. И брюхом по клочьям...
был корешком на первых страницах
На краюхе Ибицы
Выжигай меня с плеч |