Солнце повесилось в полдень,
Устало от зноя, злое,
Словно сквозное ранение,
Будто бы орден
На неба груди
За тысячи сожженных мгновений
Полумесяц гноящимся шрамом уродует ночь.
Выхожу в коридор,
Ощущая всю мощь
Критической массы,
Что готова взорваться,
Поджечь эманации…
Я выдыхаю.
Разговор – вербальная ёбля
Двух или трёх,
И не важно, пиздёшь это, после запоя,
Беседа иль трёп.
Все разговоры ведут к одному:
Слова в пустоту, окурками в сумерки.
Сумерки –
Время и место для тех,
Кому тесно на кухнях,
Ведь правда не в людях.
В качестве публики
Хватит и звёзд,
Что, пирсингом, вставлены в уши и нос.
Так тихо, что слышно, как ночью сношаются крысы.
Ухожу со сцены,
Бегом за кулисы!
Там нет ничего,
Но и этого много,
Чтобы понять, что прошло всё неплохо.
Любовь – лишь языческий культ,
Любое прощание – пафос того, кто заранее сдался.
Лучше уж смотреть, как другие пьют
И пиздят о том, кто с кем ебался.
Утром
Смотрю на рассвет, как на след от вчерашнего,
Кто, интересно, сделал всё небо оранжевым?
Сжечь город заживо –
Кому это выгодно?
Заря радиацией за горизонт выпала.
Солнце опять лезет на эшафот.
Я бы лично воткнул ему финку в живот.
Но всему своё время,
Рассвет гонореей
Сжирает плаценту дождя.
Просто падай плашмя,
Задыхаясь от кашля,
Теперь понимаю, что всё не так важно.
И в моменте молчания,
Что служит мне знаменем,
Я воспламеняю своё осознание.
Достаю из кармана билет в безупречность,
Сливаюсь с контуром ржавой зари,
Тонкие грани мира и вечность
Поджигаю огнём изнутри. |
