Раздался телефонный звонок рано утром, около девяти. Друг пообещал появиться через час или полтора. Жена поставила на газовую плиту вариться гречневую кашу и пошла в ванную. Я заварил кофе. Малый мультик лукает по компу. В дверь позвонили. Да, думаю, быстро он чего-то, и пошел открывать. Открыл. Какой-то здоровый бугай в телогрейке и смотрит печально.
–– Ты здесь прописан?
–– Да.
–– Не люблю приходить с плохими новостями. Дурацкая работа. У меня повестка для тебя в армию.
С бодуна такое услышать неприятно. Даже очень.
–– Что за повестка? В чем дело?
–– От службы никуда не денешься. Я тоже служил. Тут надо подпись поставить, что вручил я тебе повестку.
Прибежал малой и говорит:
–– Папа, хочу воды.
–– Иди сам набери, уже умеешь.
Малый побежал. Вид у него стал совсем сочувственный.
–– Не люблю приносить такие новости. Ну, подождут. Я до прапорщика дослужился.
–– Так я же служил, десять лет уже прошло.
–– Та я понимаю, но…
Читаю повестку и с удовольствием облегченно вздыхаю. Это у племяшика возраст уже наступил.
–– Тут не моя фамилия. Это мой племянник.
–– Ладно. –– И взгляд у него такой хитрый и понимающий. –– Поставь подпись, что получил, и я пойду.
–– Ему повестка пусть он и ставит.
Глаза его становятся совсем грустными.
–– Я понимаю. Это тяжело. Надо поговорить. –– Лезет в карман и достает бутылку водки. Красота! Тут я задумался о том, кто этот бугай есть, и почему он принес повестку и чего он в телогрейке.
––Кстати, кто вы такой?
–– Я дворником на вашем участке работаю, от вашего ЖЕКа.
Прошли мы и сели за кухонным столом. Я две рюмки достал, начал было закуску соображать, а он голову рукой подпер и в пол уставился.
–– Ты мне без закуски давай, а то нехорошо получается –– я тебе повестку на службу, а ты мне –– закуску. Я так. Без закуски.
–– Это не мне, а племяшику. Я уже давно отслужил, а он в курсе дела, у него свои дела в этом вопросе. Он футболист и его направляют служить в спортроту и к чему эта повестка мне вообще непонятно.
–– Эх, выпьем. Если надо, то и сейчас пойдет на службу, сегодня же.
А тут женка на кухню входит. Она ему:
–– Здрасьте! Что за водка?
–– Плохую новость я вам принес. Вот повестка служить.
Она в лице изменилась так нехорошо.
–– Так служил же.
–– Повестка есть повестка. Нужна подпись –– вот мы и думаем, как быть. Дело-то понятное, родная кровинушка как-никак, не дядя Петя с соседнего подъезда. Но лучше не укрываться, им виднее, если что не так –– разберутся.
И наливает, вопросительно смотрит на жену, потом на меня, мол, наливать, али как? А она, родимая, побледнела, ничего не раздупляет. В шок впала, в состояние этого, аффекта. Спешу внести ясность:
–– Это наш дворник. Он принес повестку Сане и кается. И хочет, чтобы я в ней расписался. Только толку оттого, что я распишусь никакого.
Он выпил и не закусил. Внимательно на меня посмотрел и закивал головой с ироничным выражением на лице. Я увидел, что он человек добродушный и умудренный жизненным опытом. Но его проницательность начинала раздражать. Все он какой-то многозначительный и такое впечатление, что он вместе с нами владеет маленьким секретом, о котором никому не скажет. Мои опасение подтвердились, когда в дверь позвонил друг, кстати, тоже с бутылкой водки. Жена спросила:
–– У тебя тоже печальные новости?
Дворник молча накрыл повестку салфеткой и прикрыл ее рукой, чтобы и салфетку не было видно. Друг растерянно изучал этого громилу с огромными ручищами и с телогрейкой. Поставил водку на стол. Я достал третью рюмку и молча налил водку.
–– Это наш дворник. Принес повестку в военкомат моему племяннику. Хочет, чтобы я расписался в ее получении. Вот решаем, как быть.
––А что тут решать? Какой смысл в твоей подписи, если повестка Сане?
Чокнулись рюмками, выпили. Друг закусил, а дворник нет.
–– Закусывать надо.
–– Не могу, –– отвечает, –– совесть не позволяет. Тут у людей до моего прихода в жизни гармония была, а теперь перемены. Эх! –– Он вздохнул тяжко и глянул на меня. –– Совесть не позволяет. Сразу к такой новости привыкнуть сложно.
Я взял повестку и ещё раз перечитал. Ну, вот оно. Ему надо прийти пятнадцатого января, а он родился двадцать седьмого февраля, то есть никто его забирать не будет, потому что ему ещё не исполнилось восемнадцать лет. Я об этом и сказал. Он снова понимающе покачал головой.
–– Ну, если есть повестка, значит, нужна и подпись. А страна у нас такая, сами понимаете.
Снова выпили, потом снова и ещё. Тут-то на перекуре мы и решили, что на дворника он не похож. (Он сам вызвался пойти за третьей, а курили мы вдвоем). Перед этим он рассказывал, что служил в армии прапорщиком, на гитаре песни пел, блатные, правда, но все о поездах. И речь его правильная, можно даже сказать почти литературная, только немного жесткая, как у военных. И эти печально-проницательные глаза. А если его сдуру действительно заберут? Мы прикинули, какое у него может быть звание. Понятное дело, что он не говорил свое настоящее звание, возраст у него тянет на полковника. Может и машина ВАИ, где-то здесь рядом стоит, а он сейчас и придумывает, что-нибудь вредное. Надо было звонить Сане и спрашивать в курсе ли он своих военкоматских дел. Это же ведомство действительно такое, одну цифру неправильную поставят, а люди морочат голову себе потом. Он вернулся. Пьяный. И решили мы его расколоть.
–– Скажи, а какое у тебя звание?
–– Прапорщик.
–– Нет, настоящее. Наверное, полковник? Только чего полковнику такими мелочами заниматься, а?
А он оказался нервным. Он на зоне семь лет сидел и обиделся очень. Мы его успокоили, что ничего плохого в том, чтобы быть полковником нет, только чего он нам тут третий час голову морочит? Все он понимает, мол, в армию мало кто идти хочет, да ещё в таком возрасте с семьей и ребенком, а подпись поставить все-таки надо. На работе всё поймут, что поделаешь. Он даже скажет, что меня дома не было. Мы его послали за четвертой бутылкой. Во время перекура в подъезде пели песню «Черный ворон». Проходили соседи:
–– Что так грустно?
–– Вот, говорит, повестку мне в армию принес, –– показываю листик.
–– Так это же не твоя фамилия. Так ты же в запасе. Саша уже служить идет. Растут дети. Где он сейчас?
–– Тут рядом с нами квартиру снимают. И вообще его в спортроту определили. Ждут, когда совершеннолетним станет.
Когда он снова сказал, что все понимает, мы его упорно подвели к двери и попросили валить двор расчищать от снега, ходить невозможно.
–– Меня же ругать будут. Поставь подпись, будь человеком, я же к тебе по-хорошему отнесся. По-человечески.
–– Давай ее сюда.
Я, как мог, аккуратно поставил крестик и нолик. Вернул ему.
–– Демьбельнешься и все вернется на круги своя.
За спиной я услышал шипение жены:
–– Су-у-ка. Ско-о-ти-на.
Он ушел, но через тридцать минут вернулся.
–– Что не так? – Терпеливо так спрашиваю.
–– Тут подпись неразборчива.
–– Давай сюда.
И как могу, вывожу еще крестик и нолик. Получилось ХОХО. Решил под словом провести линию, но рука дрогнула и продырявила бумагу. Я молча вернул.
–– Приноси еще. Полковник. |
