Как-то однажды Семён Ильич, находясь на работе, а надо сказать, что сей почтенный человек, работал частным охранником, то есть если по старому то сторожем, изволил плотно откушать и, по давно заведённому у него обыкновению, прилёг этак на часок что бы поразмышлять про жизнь. Ну и конечно что бы жирок, какой ни какой, завязался. А надо сказать, что Семён Ильич нёс свою службу на одной небольшой промышленной базе. База была так себе, вшывенькая, зато пост в службе, в которой числился Семён Ильич, считался весьма престижным, так как был он тихий, спокойный и не суетный. Сновали, конечно же, по его территории туда сюда человечишки разные, персонал значит, что-то там делали, толи ремонтировали, то ли наоборот ломали, но охраннику не докучали, с «территории охраняемого объекта» ничего не тырили, да и на саму территорию ничего не ввозили. Так что времени и возможности для выше указанного времяпрепровождения у Семёна Ильича было предостаточно. И вот значит лежит наш герой на удобном, в меру мягком, топчане у себя в сторожке, пребывая в благости духа и неге тела, и размышляет о том, как же мало надобно человеку для того, что бы наслаждаться своею грешною жизнью. И надо же было такому случиться, что в этот самый непростой момент его желудок издал, обычный в принципе для подобной ситуации, низкий, утробный звук. Заурчал то и не так что бы протяжно, всего то на всего секунды полторы, но так сытно и сладостно, что невольно отвлёк Семёна Ильича от высоких материй, в которых он пребывал. И подумалось ему, что в самом этом действии, конечно же, не было ничего необычного и предосудительного, а только одна приятность для человека и польза для его, утружденного пищеварением, желудка. Дескать, вот мол как, мой благодарный организм реагирует на здоровую, натуральную пищу которая не содержит в себе канцерогенов, соевого мяса и иных, модифицированных при помощи генной инженерии, продуктов. Пожалуй, что каждый из вас мог бы с ним в этом согласиться. Вполне возможно, с учётом богатства вашего воображения, что в подобную минуту вас, так же как и Семёна Ильича, тоже посещают различные умозаключения, и даже видения. В которых вы имеете возможность воображать то как колбасы, овощи, сало и кусочки хлеба, недавно вами употреблённые в пищу, активно начинают усваиваться вашим желудком, неизбежно превращаясь в калории, килоджоули, и весьма полезную для всякого человека, жировую прослойку. Именно подобное, сибаритское видение в этот момент посетило нашего героя. В благости духа и неге тела, уважаемый Семён Ильич, было уже и дальше предался своим ума измышлениям на предмет малой достаточности позитива для счастья конкретно взятого человеческого существа, как его, утомлённый щедрыми благами жизни, разум вдруг отреагировал на одну пристраннейшую вещь.
Дело в том, что выше описанные звуковые дефиниции его организма имели в себе некую пугающую странность. Мало того, что они были не единичными и странно непродолжительными по отдельности, они к тому же обладали просто пугающей ритмичностью. Выглядело это примерно так:
- Полторы секунды урчания,
За тем:
- Полторы секунды тишины,
И вновь:
- Полторы секунды урчания.
Уяснив сию странность, Семён Ильич, тут же впал в чувство лёгкой озабоченности.
Во-первых, подобное пение его желудка было весьма не нормально согласно физиологическим особенностям человеческого организма. И даже спасительная мысль о том, что ЭТО как-то связано с ритмом его сердцебиения здесь не помогала. После непродолжительных размышлений и тщательного прощупывания собственного пульса эта отмазка почила в бозе.
А во-вторых, его очень сильно напрягала общая продолжительность всего этого концерта, состоящего из отдельных рулад. Ведь он продолжался вот уже минут пять, семь. Ни как ни меньше.
- А как он, этот концерт, и вовсе не прекратится? – посетила его ужасная мысль.
- В каком образе я тогда предстану перед обществом? В образе музыкальной шкатулки исполняющей весьма пикантный репертуар?! И, к тому же, напрочь лишенной спасительной крышки, захлопнув которую можно было бы прекратить эти мотивы.
- Весьма не комильфо, надо отметить!!!
От осознания сей угрозы его будущности, Семён Ильич да же слегка завозился на своём ложе. Нет, конечно же, не для того, что бы встать и предпринять какие либо активные действия. Просто у него слегка затекла нога, и он решил легонько ею подрыгать, что бы кровь разогнать.
Успокоившись и уютнее устроившись на ложе, завершив свои печальные умозаключения, Семён Ильич окончательно пришел в полное уныние. Именно в момент построения финальных перспектив своей будущности свершилось полное фиаско благости духа и единения со вселенной, ещё так недавно владевшие всем существом, Семёна Ильича. На смену сему пришли: печаль по несовершенству жизни, мировая скорбь и тоска о далёком и, несомненно светлом и счастливом, будущем. До которого, судя по фортелям выкидываемых его собственной пищеварительной системой, Семёну Ильичу было, ну ни как, не дотянуть.
Вот так сокрушаясь и философствуя, Семён Ильич, в полной дисгармонии с окружающим его миром, пролежал на своём многострадальном топчане ещё некоторое время. Он был готов уже впасть в полнейшее расстройство и депрессию и даже вовсе подняться с топчана оказавшимся ему истинным «Прокрустовым ложем» как вдруг, спасительным лучом, пришел неожиданный вывод.
- Этот звук, который меня так сильно беспокоит, волнует и вгоняет в уныние вовсе даже и не принадлежит моему организму! – подумал Семён Ильич.
- Это вовсе даже и не результат деятельности моего пищеварения и усвоения еды моим желудком, – смекнул наконец он.
- Это всего лишь на всего звук снеговой лопаты, которой некто, не важно кто, мирно трудится, сгоняя с асфальта на газон талую воду от принявшегося вдруг таять снега, накопившегося на территории базы за длинную зиму. Именно этим и объясняется ритмичность, продолжительность и частота этого звука.
- А то, что я, - сообразил Семён Ильич, - изначально принял его за урчание моего насытившегося желудка, объясняется удивительным совпадением звуковой частоты этого деяния и внутренней струны конкретно моего организма.
И учитывая то, что эта гармония была на столь убедительна, что стойко отзывалась даже некой вибрацией в его теле, в его самом подвздошье, Семёну Ильичу оставалось только удивляться и, тут же, восхищаться мудростью матери природы.
Придя к этому заключению, удивившись странностям жизни и совпадениям судеб, которые постоянно происходят в жизни любого человека, Семён Ильич, под мерный и теперь вселяющий благость, звук полезного деяния некоего, вовсе ему не известного, человека вновь впал в лепоту размышлений над тем как мало всё же надо человеку для того, что бы получать удовольствие и наслаждение от своего бренного существования. |
