Воспоминания слеповатых фар старого пассажирского поезда.
Из цикла „байки на свалке“.
…Бывало и так: несешься сквозь сырое предрассветное пространство куда-то по этим бесконечным стальным линиям, порой выхватываешь из темноты серые очертания деревьев, строений, клочки какого-то мглистого тумана над старыми болотами. Внизу лишь размытая каша из шпал и гравия, а наверху, если удастся выглянуть из-под дождевых козырьков, можно видеть блестящие черные жилы проводов, извиваясь, они плывут и покачиваются в такт биению колес, и на горизонте растворяются в холодном, иногда даже колючем тумане. Порой этот туман бывает настолько густой что, несмотря на все усилия, получается давать видимость только на метров триста, а для нашего состава это не больше пол минуты движения. Пол минуты – это не время! за эти мгновения даже твоя крутая японская тачка не сможет остановится с полного хода, не говоря уж о поезде!
И вот, едем мы, и я смотрю: на горизонте корова. Стоит прям на рельсах! Ну машинист тоже почти сразу увидел, да только сообразительный он был, инженер, смекнул, что тормозить уже бесполезно, а на большей скорости вероятность застревания коровы под поездом очень мала, и по газам как вдарил! Мерное постукивание колес в миг превратилось в бешеный оглушительный рев, ураганный ветер, смешанный с придорожной пылью свистел и кололся в отражателях, вокруг все смешалось и превратилось в одну большую смазанную подскакивающую картину. Лишь впереди, поперек рельсов, неизменно стояла корова, очевидно, она за всю свою долгую жизнь успела повидать и не такие машины и поэтому нисколько не боялась и даже не думала отходить в сторону, ее заинтересовал какой-то пресловутый куст, растущий прямо на камнях у железной дороги, и она со спокойствием удава всматривалась, созерцала его, очевидно пытаясь угадать с какой же стороны его все-таки укусить. Итак, мы неслись на корову, наблюдая ее стремительно приближающейся бок, в то время как она наблюдала свой вожделенный куст. Сверху, из кабины машиниста, сквозь закрытые окна, время от времени доносился какой-то бешеный хохот, иногда заглушаемый музыкой похожей на рокенрол, внутри все сверкало и перемигивалось, в ветровых выступах, что под лобовым стеклом, отражались то желтые, то красные, то зеленые огоньки, высвечивая из темноты взъерошенный образ водителя.
Тридцать… Осталось каких-то тридцать метров! Колеса стучали с такой силой, что казалось, будто рельсы вот-вот сплющатся или уйдут под землю, последний вагон трясся и подскакивал, словно твои бобы на сковородке! Грохот создаваемый нашим составом заглушал все, даже отчаянные сполохи собственных мыслей. Временами создавалось ощущение, будто ты прикован не к поезду, а к носу реактивного самолета! Двадцать… О боже, что сейчас будет! Черт бы побрал этих коров, эти кусты… Десять… Сигналить корове было уже бесполезно… Но что это?! Раздался щелчок – водила зачем-то выключил фары, а дальше нечто колючее и твердое с глухим стуком уткнулось мне в отражатели, это что-то было очень массивным, сквозь рев и стук слышался нелюдской хохот машиниста. Через мгновение - хруст и меня обдало чем-то теплым и липким, на боках вагона начали вытягиваться красные блестящие полосы, которые вскоре покрывались толстым слоем дорожной пыли налипшей на них под действием ветра. Так туша, будучи насаженная на мои дождевые козырьки проехала метров пятьдесят, удерживаясь на них словно твоя котлета на вилке. Наконец поезд тряхнуло так, что туша начала сползать вниз, ее с хрустом утягивало куда-то под колеса, звук был такой как-будто дикий медведь с остервенением топчет и мнет сухой валежник в лесу.
Еще мгновение и все кончилось, снова раздался щелчок выключателя, все стало по прежнему, только свет моих фар сменился на розовый. Останки плоти с хрустом и чавканьем прогрохотали под всем поездом и остались лежать темной бесформенной массой где-то между рельс, а наш обагренный кровью состав умчался дальше в бесконечную тьму, подгоняемый суровым и неукротимым ветром…
Растущий возле путей куст упруго наклонился вслед промчавшемуся поезду, по багровым каплям пробежала мелкая рябь, как бы смазывая алое отражение молодого месяца, в свете которого можно было разглядеть темный силуэт ворона, сидевшего на рельсах, сегодня он нашел себе пропитание…
Да-а, бывало и так… |
