тепловозтепловоз.com

выйди за пределы восприятие без границ


В Тамбуре

06:57 00923007101027: Hi Allo...
10:09 Bief: В Медузки ...
20:48 Chinasky: ---pliker ...
09:41 wdr: ---Chinask...
16:49 pliker: ---Chinask...


В Камментах

01:12 Chinasky к Chinasky: Інколи
23:28 Gurgen к Юрий Тубольцев: Парадоксальные ...
14:14 Сплюшка к Chinasky: Інколи
23:54 Казлец к Чайка: Медведица
00:56 Chinasky к Chinasky: МаНтРа


Вход
ник:
пароль:
Забыли пароль? Регистрация


Отдельные вагоны

Литконкурсы

Спам Басаргина

Багаж

Предложить в Лучшее

Книга ЖиП

...ДИЗМ

Автобан

Вова, пошел нахуй!
Последнее: 2023-06-02 08:30
От Ооо

Спецтамбур для объявлений
Последнее: 2019-09-30 15:38
От Шкалабалав


Сейчас на сайте зарегистрированные:




Наши кнопки
ТЕПЛОВОZ.COM: Восприятие без границ!

Добавь кнопку Тепловоза на свой сайт!

Укр>Рус переводчик

Лента креативов
1 мар 2007 * FerLaCour: can`t stop (25) +0.82 (11)    
1 мар 2007 моріс: трагізму ? ой нє (3)    
1 мар 2007 Алекс: Пра самолет (стеб) (17) ... (3)    
-> 1 мар 2007 Коршунов Андрей: ВОПЧЕМТА (10) ... (1)    
1 мар 2007 Ruletka: Алё! я пришла! (Первомартовская зарисовк... (8)    
28 фев 2007 Стихи_Я: Страшнее тишина... (5)    
28 фев 2007 * Окьтис Белг: MAKE LOVE NOT WORE! (20) +1.13 (10)    


Коршунов Андрей, 2007-03-01: ВОПЧЕМТА
Взять, к примеру, моего друга Кахора из Алма-Атов (он, правда, говорит, «из Алма-Аты», но мне кажется, это от плохого знания русских падежей, ведь говорят же грузины там всякие «одын кофе… и одын булка»). Так вот. Друг мой Кахор окончил Университет, он страшно умный и все такое, а вот по-русски говорит иногда с ошибками.
Три года назад ему вдруг срочно понадобилось лететь в Сидни (это в Австралии) на какой-то семинар-шмалинар, и друг Кахор стал звать меня с собой за компанию. Говорит, когда еще тебе такая возможность представится. Я говорю, я дальше Турции никуда не летал, а тут целый день в самолете, да еще и с пересадкой. Ерунда, говорит, возьмем побольше «Мартеля» в дюти-фри, представь: сидишь себе в кресле, коньячину посасываешь, по проходу молоденькая стюардесса - туда-сюда, туда-сюда («а не подать ли чего господам», «спасибо, еще такого сока»), по телику комедию какую-нибудь с субтитрами крутят, а в Австралии сейчас (в январе) тепло, плюс тридцать, кенгуру всякие, утконосы, дикобразы, океан кругом. Я говорю, чушь, где там в городе утконосы, а он – в буш съездим обязательно, на девственную природу посмотреть (он, вообще, любитель всего девственного, то на горы какие-то все время карабкается, то водолазит, ну и прочее). Вопчемта, уломал он меня этими утконосами, надо, думаю поглазеть на зверя с уткой вместо носа. Последний мой аргумент – обычное отсутствие денег – был отклонен другом Кахором («возьми на пожить с собой, а перелет и трансфер уладим через приглашающую сторону»). Видать, сильно он им там нужен был на этом семинаре.
Перелет прошел, по словам друга Кахора, нормально, не считая того, что после похода в дюти-фри я стал с успехом топить свои самолетные страхи в теплом «Мартеле», да и стюардесса оказалась страшной заштукатуренной зрелой теткой. К моменту выгруза с борта я немного отоспался и почти вернулся в себя. Друг Кахор в этом плане – кремень, его и литром коньяку не собьешь, несмотря на то, что весу в нем 55 кг при росте метр семьдесят.
Получили багаж, загрузились в таксо (нас, почему-то, не встретили), куда-то долго ехали, и, наконец, заселились в какую-то огромную гостиницу, по брони. Номер был одноместный, но что б я так жил! Моя московская двушка разместилась бы вольготно в предбаннике этого номера.
Семинар у друга Кахора был на завтра, я отоспался, мы пошатались по городу, потом я был отправлен в какую-то их знаменитую оперу, а друг Кахор поехал в отель, говорит, надо к семинару готовиться, доклад-оклад у него там какой-то. Опера, вопчемта, меня не сильно потрясла, пели по-итальянски, а либретты (это слова) в программке были на английском (для местных), так что я ничего почти не понял. Хотя, акустика в этом зальчике потрясная, я все время голову задирал и вертел ей в разные стороны. Но если бы меня лично спросили, я б, ей богу, лучше б, на Кайли Миногу какую-нибудь сходил, тем более что она, вроде, - местная уроженка, да и к тому ж ничегошная такая сама по себе, хоть, конечно, и утянутая вся.
Пропущу последующие пару дней, семинар, вроде б, прошел у друга Кахора успешно, потом еще банкет на другой день был, нас покатали по всяким их там интересным местам, в общем, вся эта петрушка. Главное было потом. Один ихний бизнесмен, волочившийся везде с нами и тыкавший всюду своим пальцем в перстне с сапфиром, который (бизнесмен, а не палец, и не перстень) сильно скорифанился с другом Кахором на почве их семинара и того, что у него – бизнесмена – были какие-то русские (русские – ха-ха) корни, звали его Айван Рудинштерн (Иван, вопчем), и говорил он сносно по-русски, вставляя не к месту английские словечки, так вот, за бокалом "Бада", как бы между прочим, он посоветовал нам съездить в М.
М., говорит, это такая деревня в ихней австралийской пустоши, а недалеко от этой деревни есть погост, где захоронены остатки их каких-то местных аборигенов, а среди них – главного шамана этого самого племени. И еще этот Айван говорит, что египетские пирамиды и какие-то там висячие сады Семирамиды – это все надуманные (так и сказал – «надуманные») чудеса, а вот надгробные камни на этом самом кладбище – это реальное чудо света. Только туристов туда не возят, и мало, вопчемта, кто в курсе.
У моего друга Кахора глаза так и заблестели (он, надо вам сказать, прям завернут на всяких там тайнах древности и прочей мишуре). Я говорю, не поеду я в эту тьму-таракань (туда на кукурузнике еще каком-то «Сессна» надо трястись черти сколько, а он говорит – мне нужен непредвзятый глаз стороннего наблюдателя (друг Кахор иногда такое загнет), чтоб потом объективно описать поездку (он все свои поездки описывает, потому, как камера, говорит, не передает тех настроений, которые испытываешь, путешевствуя, о!...) Ну, лады, говорю, может, хоть утконоса посмотрю.
Затарились мы с ним пивом и всякой жратвой, потому как местная кухня у них там, со слов Ивана, состоит из крокодилового супа, который европейцу не понять, и на следующий день отбыли. Летели в центр материка, садились на дозаправку, опять летели. Выпили почти все пиво, наконец, сели где-то у границы леса и каменистой пустыни, у русла высохшей речки. До М. нас вез местный гид-голландец на УАЗике (ну, или, типа того) вдоль этого русла километров двадцать по колдобинам. Когда у меня уже задница готова была отвалиться, мы неожиданно прибыли к деревне. Нас тут же окружило несколько черных голых пацанов. Я, желая показать миролюбивые намерения, выдал им по банке пива (за что был награжден укоряющим взглядом друга Кахора). Пацаны отбежали в сторонку изучать геометрию новых предметов.
Получив двадцадку, гид разулыбался и предупредил, что местный чиф, вождь, в смысле, не очень любит гостей из города, но за пару баксов покажет и кладбище, и ханайю. На вопрос друга Кахора: «Ват минз ханайя?», гид ухмыльнулся и сказал неопределенно: «Юл си», увидите, мол. Затем погрузился в свой кабриолет и, пообещав вернутся вечером, затархтел назад к городку из пары-тройки домов, где остался наш аэроплан.
Пацаны к этому времени уже расплющили булыжниками все выданное им бесценное пиво и в непонятках уставились на нас. Потом один из них, видать, самый смышленый, потому как единственный был в футбольных трусах (остальные – в набедренных повязках) и единственный экономно припрятал пиво в эти самые трусы, говорит «кам виз ми» на почти чистом инглише. Умереть со смеху, в этой-то перди! Проводил нас, короче, к дому царя ихнего. Вопчемта, не дом даже, а так, веранда, крытая шкурами, наверное, тех самых утконосов.
Шеф их оказался черным, как дрозд, стариканом, в пенсне и бусах из таких белых керамических, в виде гирек, фиговин, их еще электрики используют, ну знаете, о чем я. Одному черту известно, как это добро к нему попало. Рядом со стулом, на котором восседал шеф, был воткнут столб, на который был надет череп (видать, того самого электрика, у которого он все это хозяйство умыкнул). Друг мой Кахор (он очень невозмутимый) поклонился так слегка и говорит: «Ви вуд лайк ту си зе олд семетери, плиз. Ауа фрэнд толд аз эбаут ит». Я, кроме «плиз» и «фрэнд», ничего не понял, а дрозд, видать, и того меньше. Зато понял смышленый «футболист» – он за нашими с другом Кахором спинами терся. «И номо кхадкхэ дуура аабоо ханайя», как-то так, переводит вождю. Тот зыркнул на нас и спросил чего-то. «Вер ар ю фром?» - малец говорит. «Фром Раша», - я так радостно. «Гурдуум», - говорит дрозд и начинает улыбаться и бусы свои поглаживать. (Точно, думаю, не прилетит домой электрик, съеден был, потому как). «Ви вилл пэй», - в смысле, мы заплатим, говорит друг Кахор. Дрозд еще шире заулыбался, «гурду-у-ум» опять свое. Я тогда мальцу червонец даю и в сторону шефа головой киваю. Бумажка исчезла в пальцах старикана, и он кивнул «футболисту».
Мальца, оказалось, зовут Аао (или Хаао), но он попросил называть его Чарли, для простоты. Он повел нас по тропинке сквозь густой папоротник, куда-то в глубь леса. А по дороге, открыв свое пиво, рассказал, что учился в школе в Мельбурне, но после гибели отца-матроса-рыбака в океане, вернулся к истокам (здесь у него прадед, ему сто лет), так как племя вымирает, да и всего-то этих аборигенов осталось тысяч сто, вопчемта. Он слышал, что в СССР – снег, «матриощки» и «Ленин жив». Я сказал, что Ленин умер уже, но тело его живет, а в остальном – где-то так. Он посмотрел на меня, как на психа, и сказал, что мертвые должны лежать в земле. «А что тогда череп электрика на шесте у вашего чифа делает?» - говорю. Друг Кахор, прежде, чем перевести мой вопрос, оглядел меня долгим изучающим взглядом. «А это», - говорит Аао-Чарли, – «голова знахаря, он умер пять лет назад, а голову свою велел не закапывать, хочу, говорит, иногда возвращаться в нее и из плоти на мир посмотреть». О! Хитрый, бестия. «А чего», – говорю, – «правда, суп из крокодила едите?» «Да нет», - смеется, -«сейчас уже некому охотиться даже. Ван Гродер (это наш гид-голландец) продукты кое-какие привозит, овцой забирает, которую мы здесь разводим. Пиво, правда, никто в деревне не видал еще. Ван Гродер говорит, пиво – зло». Тут друг Кахор опять на меня зыркнул. Я пожал плечами.
Так, за разговорами, мы вышли на поляну. Вопчемта, я таких полян и не видал никогда. Ровная каменистая пустошь, метров триста в диаметре, почти правильной круглой формы, везде плиты торчат из земли, а в дальнем конце – что-то наподобие кургана высотой метров двадцать. Место, одним словом, жутковатое. А еще вокруг секвойи (или, как их там зовут) стеной вздыбились, солнце сюда почти не проникает.
«Ничего се!» – говорю, – «А как же здесь закапывали-то – в такой-то цемент?» «Оно не всегда таким было», - говорит Чарли-«футболист». «Вы, - говорит, - смотрите, только руками ничего не трогайте. А то они почувствуют». «Кто, - говорю, – трупы?» «Не, - говорит – хранители». (Киперз, вопчем). «Да вы сами все увидите, только если они не закроются». «А до скольких это заведение работает?» - спрашиваю. «Вы не поняли. Они закрываются, если чувствуют опасные намерения». «А как они определят, какие у нас намерения?» - говорю. «Они смогут. До сих пор ни один посетитель с научными или с корыстными целями не смог найти Ворота». (Вот так, с большой буквы «В», и изрек). Ничего се, думаю, может лучше линять уже отсель. Так другу Кахору прям и высказал. Да куда там, вы посмотрите на него, глаза из-под окуляров сверкают, он уже весь там, за Воротами. «Ладно, - говорит Чарли, - я за вами часа через два вернусь». И растворился в зарослях. А мы потопали на поляну.
Вопчемта, особого впечатления, надо сказать, она на меня пока не произвела. До чуда света этой «сковородке» (как я ее окрестил) – парсеков сто. Я другу Кахору говорю, у меня стадион около дома живописней. А он - свое любимое: «не надо делать скоропалительных выводов, друг мой». Я оставшуюся банку открыл, хожу, обозреваю серые плиты. На них уже плесень проросла во многих местах, многие покосились, некоторые вообще завалены. Надписи какими-то иероглифами полустертыми. Еще все это в полумраке, да и холодно здесь, несмотря на то, что полчаса назад мы потом обливались на тридцативосьмиградусной жаре. Вопчем, как в склепе, натурально. А друг Кахор ходит, камерой своей щелкает, в плиты всматривается, будто чего поймет.
Дошли мы до бугра, тьфу, кургана, я говорю: «Наверно, шаман ихний здесь упокоился. Большой, видать, дядько был». А входа-то нет нигде. Мы уже раза три вокруг обошли, друг Кахор чуть не в упор камни со мхом разглядывает. Если б наш пацан про ворота (нет – Ворота!) не сказал, я б уже друга Кахора отволок бы отсюда, ей богу. Мне показалось, что еще темней стало. И холодней. «Слышь, - говорю, – я замерз, двинули отседова.» А он, добрая душа, ей богу, свой жакет мне из сумки достал, на, говорит, надень. Ну, делать нечего. Бродим дальше, натуралисты. Тут вдруг друг Кахор совсем на карачки встал, я думаю, все, амба, крыша пошла, а он мне – смотри. Я тоже рядом пристроился, гляжу – маленькая щель в стене. А из нее – свет пробивается, миллиметр буквально. Я про себя глупо думаю, что высоковольтной линии нигде поблизости не видать. А друг Кахор уже ножиком своим швейцарским в щелке ковыряет. Внезапно целый кусок стены пол на пол метра съехал вниз куда-то, под землю, и в лицо ударил такой яркий свет, что мы невольно отпрянули и повалились на грунт. А потом еще раз заглянули, но отсюда было не понять, что перед нами. Потом, естественно, стали заползать внутрь – сначала друг Кахор, потом я.
«А изнутри этот павильон выигрышно отличается размерами», - просипел я, потому как голос у меня куда-то пропал. Друг Кахор решил вдруг протереть свои стеклышки, снял их и теперь мусолил платком.
Кайли Минога нервно курит в сторонке со своим шоу…
Внутри, насколько хватало взгляда, а хватало его до горизонта, простиралось огромное поле. Оно было как будто золотым, или просто залито золотым светом, источника которого мы не видели. «Сим-сим, откройся», - пошутил я, откашлявшись. Мы неуверенно пошли по полю. Я теперь только разглядел, что вокруг дорожки стоят все те же надгробия, но только не совсем. В основном, это были памятники, то во весь рост, то лишь бюсты. Встречались, правда, и просто плиты, но от серости «сковороды» ничего и в помине не осталось.
«Это, верно, и есть ханайя?» - заметил друг Кахор. Я только плечами пожал (у меня это всегда хорошо выходит).
Как два подростка перед первой в своей жизни проституткой, мы, робея, приблизились к первому по ходу движения, памятнику. Это был бюст. Я не был сильным учеником в школе, скорее, двоечником был я, да и потом особой эрудицией (или как там это), никогда не блистал, но тут и без надписи (которая была нанесена на камне по-русски), я узнал старикана. «Граф Лев Толтой», - прочитал друг Кахор, видно, не особо доверяя своим глазам, хоть и протер линзы своих очков перед экскурсией. «А чегой-то он тут-то?» - пробормотал я. «Он, разве, не на родине своей… нашей похоронен?» «А мистер Моррисон, например, вообще на Пер-Лашез в Париже лежит…» - говорит друг Кахор, и дергает так за рубашку меня, что б мне чего-то справа от графа показать. А справа стоит памятник волосатому дядьке с голым торсом, в «казаках» и кожаных штанах, ну, в смысле, штаны-то уже каменные, а пижон этот сам, как живой, и даже весь светится изнутри этим ярким золотым светом. А надпись рядом на плите «Джеймс Даглас Моррисон» - по-английски. А пониже еще дописка: «Ай эм э Кинг оф лизардз». Король ящериц, в смысле. Умереть прям тут же.
«А это что за крендель?» - спрашиваю.
«Музыкант и поэт очень известный, американский. Про группу «Дорз» слышал?» - спрашивает друг Кахор.
«Неа», - говорю. Вечно он все про всех знает, зануда.
Я решил присесть отдохнуть, чесслово. Представил, что сейчас творится в рациональных мозгах друга Кахора. Он посмотрел на меня как-то жалостно, как бы прося: «давай-ка, толкни меня, разбуди». А вслух говорит: «Жалко, пиво кончилось. Джиму бы поставил. Традиция».
Посидели чуток, пошли дальше. За Моррисоном – какой-то, по словам друга Кахора, немецкий философ, умерший в восемнадцатом веке, далее – Хемингуэй, далее – какой-то король Карл с порядковым номером, напротив него – лысый Маяковский, рядом – неизвестная нам мамзель противной наружности, Геббельс, президент Линдон Джонсон, Серж Гинзбур, Андрей Тарковский, Мао, адмирал Нельсон, Ференц Лист, Мэри Шелли и так далее, без всякой системы. Еще куча народу, не известного ни мне, ни другу Кахору.
«Что же это здесь, как в том анекдоте, «ты не поверишь – там все умерли»?» - спрашиваю.
«Да нет», - на полном серьезе говорит друг Кахор, - «по-моему, только те, кто оставил хоть какой-нибудь заметный след в истории».
Мы прошли уже с километр, а конца и края этому золотому погосту было не видать. Мне вдруг нестерпимо захотелось домой, в холодную, неуютную Москву, о чем я прямо и заявил другу Кахору. Он понимающе посмотрел на меня.
«Не хватит жизни, что б осмотреть хотя бы половину всего этого», - говорю.
Не сговариваясь, мы развернулись и поплелись назад. Когда мы поравнялись с «могилой» какого-то важного рыцаря в доспехах и в шлеме, похожем на унитаз, а до Ворот оставалось еще минуты три ходьбы, я боковым зрением заметил какую-то черноту метрах в ста пятидесяти справа от дорожки, по которой мы дефилировали. Это темное пятно резко контрастировало с золотом вокруг. Я легонько дернул друга Кахора, шедшего впереди. Он глянул в сторону, указанную моим пальцем. «Подойдем-ка поближе», - говорит. И, буквально, потащил меня за собой. Любопытство не раз губило молодых и сильных. А никакая не водка. Это я вам со всей ответственностью заявляю.
Свежевырытая земля, вот что это было. Верней, свежезарытая. Небольшой аккуратный холмик. Как будто он пробился через золотой пейзаж. Сверху – бетонный цветник, по углам которого сидели… как бы это сказать… плюшевые черные крабы. Штук шесть. Еще несколько – у подножия этого холмика. Крабы были размером с хоккейную шайбу, не больше, и, будто были сшиты на уроке домоводства какой-нибудь не особо усердной ученицей. Сшиты из черного… велюра? или бархата? Не разобрать с того места, где мы застыли, как два часовых у мавзолея. Клешни у крабов были какие-то аляповатые, кривые. «Панцири» - неправильной формы, они казались и круглыми, и квадратными, и треугольными одновременно. Ей богу, хоть режьте меня. Наверное, все зависело от угла зрения и всякой такой чуши.
Никто не двигался. Ни крабы, ни мы. «Вот тебе и утконос», - не к месту подумал я. Я даже забыл на минуту про друга Кахора, а он, Паганель несчастный, уже подлез к могилке с фланга, и на очень-очень опасной дистанции близоруко изучает это «шитье» двоечницы-домоводчицы, наверное, «трояк» ей хочет натянуть. Крабы – само спокойствие. Я даже ни на секунду не усомнился, что они живые и не спят.
«Слышь», - говорю, - «друг Кахор, ты с этой ботаникой завязывай давай, а?»
А он так странно на меня посмотрел, и полуулыбка на лице нарисовалась, неприятная такая. «Они», - говорит, - «живые. Вроде. Как.»
Мне пришлось рядом пристроиться. Отсюда – велюр, точно.
Ни шевеления.
Все держат паузу.
Я предлагаю, давай, говорю, спрячемся во-о-о-н за тем пельменем с сигарой («Это Черчилль» - уточняет друг Кахор), ну, хорошо, говорю, Черчилль-Смерчиль, и оттуда в твою камеру понаблюдаем. (У него камера такая недешевая, с хорошим зумом).
Передислоцировались. Лежим, смотрим. В видоискателе весь наш плюшевый десант, как прыщ на лбу перед зеркалом. Минут через пятнадцать первый краб шевельнул клешней. «Сержант подал знак», - говорю. И точно. Началось шевеление, поначалу робкое, а потом, вдруг, вся эта компания начала водить хоровод, причем, с каждой минутой - быстрее и быстрее. И вот уже скорость вращения достигла таких оборотов, что отдельные «шайбы» стали подлетать и сливаться в черную спираль, поднимавшуюся все выше и выше. При этом стоял такой противный стрекот, как будто тысяча цикад с микрофонами исполняла песню «Полет шмеля» в огромном ведре. Или – «Полет шмеля в огромном ведре». А внутри спирали стала расти золотая колонна, не сойти мне с этого места!
Когда они добрались до строительства бюста усопшего, началось самое шоу. Сначала они поменяли траекторию движения – оно стало каким-то хаотичным, что ли. Потом я увидел, как над плечами этого изваяния появляется серый мозг, глаза и прочая ботва, все это оборачивается черепом, жилами, мышцами, кожей, обрастает волосами и, вдруг - бац! – как будто затягивается тонкой ледяной коркой. Только из золота. Отвратительное в своей красоте зрелище, вопчемта.
Друг Кахор сжимает мой локоть так, что мне вскорости и самому может понадобиться золотой протез. Я деликатно отвожу руку. Крабовые скульпторы утихомириваются и опускаются на землю. Точнее, земли уже нет, а осталась только кучка золотого песка и опилок.
Вся процедура у этих «церетелиев» заняла минут десять от силы, а мы как будто вечность здесь лежим и уже сроднились с этим черчиллевским постаментом, на котором он сидит. Мне показалось, я даже запах гуталина с его бот чую.
Смотрю, а друг Кахор уже ползет по-пластунски в сторону новой головогруди. Камера волочится рядом прямо по твердому грунту, но ему, похоже, плевать. Что делать, я за ним.
Крабы замерли, сидят, как бы нас изучают. Только глазенок я у них не заметил что-то.
Мы на них смотрим.
Они – на нас.
Минут десять таращились, затем я не выдержал, руку протянул и потрогал одного за панцирь. Велюр, к гадалке не ходи.
Ноль движения.
«Драсте, - говорю, - мы – гуманоиды с планеты Земля, приветствуем отважных скульпторов-космонавтов, почтивших нас своим визитом». Я, прям, дипломат, посол доброй воли.
Ничего. Ни звука.
Друг Кахор смотрит на меня как-то по-доброму, но с укоризной. Я пожимаю плечами, дескать, ну не получился первый контакт.
Вдруг меня осеняет.
«Дай-ка мне своего краба», - говорю другу Кахору. У него, знаете, такой кулон был, он всегда этот кулон с собой таскал. Еще учась в Универе, друг Кахор был как-то летом в Гурзуфе, и поймал там этого ма-а-аленького, сантиметра два с клешнями, краба-альбиноса. Закатал его в эбоксидку, и носил это хозяйство на серебряной цепи. Как пацан, ей богу. Говорил: «Не надо всегда решать все проблемы в лоб, иногда, как краб, можно подвинутся вбок, и проблема проскочит мимо тебя сама, незамеченной». Ну просто, Спиноза какая-то…
Снял он кулон, протягивает мне, осторожно так. (Он, обычно, лишних вопросов не задает, сомневается только иногда).
Я взял кулон и положил его перед ближайшим ко мне скульптором-космонавтом. Тот секунду смотрел, а потом, видимо, узнал своего дальнего родственника, да как заверещит – «КХЫРРРГиииииууу»! Мама родная! Я аж подпрыгнул на всех четырех точках. Звук пенопласта или железа по стеклу – это просто райские трели в сравнение с тем, что этот «велюровый Роден» издал.
И тут же вся плюшевая команда гуськом рванула куда-то вбок от своего нового произведения.
Я только тогда успел заметить, что за соседним «участком» из грунта торчит какой-то блестящий стальной термос, объемом литров десять. И вся крабовая братия взметнулась спиралью вокруг этого термоса, а затем исчезла внутри. Я не разглядел, как они туда попали, да это и не важно, я только увидел, как друг Кахор подхватил свой талисман за цепочку, метнулся ко мне, а потом раздался резкий хлопок, и мы повалились на землю. Последнее, что я видел из-под друга Кахора, была взмывающая под золотой купол стальная посудина.
А дальше выключили свет.
И потом долго не включали.

Мы вернулись в деревню ошарашенные и разочарованные. Потому что, очнулись мы в сумерках у каменного кургана на ровной, как сковорода, поляне оттого, что нас тряс за плечи черный, как сажа, пацан в футбольных трусах.
И у меня, и у друга Кахора было чувство, что мы упустили что-то очень важное, но что, мы вспомнить не могли. Не могла же на нас так подействовать экскурсия на это старое, пусть оно было и странным, кладбище аборигенов.
Друг Кахор вертел в руках свою разбитую дорогущую камеру, сокрушенно кивая головой. У меня была разодрана коленка, и очень сильно болел локоть. Но что с нами происходило в течение дня, хоть режьте меня, не вспомню. Друга Кахора можете не спрашивать, он скажет, вопчемта, то же самое.

Москва нас встретила жутким дубняком, но я, все же, успел заскучать по всей этой мерзости непогоды. «Мартель» из дюти-фри согревал меня по дороге из аэропорта домой.
Прошло два года. Я не видел друга Кахора все это время, он был занят какими-то своими проектами. Хотя, вру, видел его несколько раз по телику, в передаче у Гордона, и еще каких-то. Все такой же иронично-серьезный, немного растерянный взгляд из-под стеклышек, всякая ахинея про интеграцию науки в бизнес, и прочее. Кажется, друг Кахор продвинулся там куда-то со своими идеями.
Созванивались не часто, а в прошлом году он позвал меня с собой на конференцию – куда бы вы думали? Правильно, в Сидни.
А я не полетел.
А он – да. И разбился.
Я приехал на могилу друга Кахора в Алма-Аты в январе. Прошло три года с нашей последней встречи.
Я наклонился, что бы положить две астры на холодный бетонный цветник. Что-то блеснуло рядом с могильником. Я поднял цепочку с кулоном. Краб внутри эбоксидки не был альбиносом. Он тускло светился янтарно-золотым светом.
И тут я вспомнил.
И вспомнил, чей памятник видел последним в ханайе. Просто тогда я не захотел этого увидеть.

А теперь я про все это написал.
Как смог.


Голо-совалка
Правила

+2Шедевр! Одно из лучшего здесь!
+1Понравилось
+0.5Что-то есть
0Никак
-0.5Хуже чем никак
-1Отстой
-2Пиздец, уберите эту хуйню с Тепловоза!
Средняя оценка крео: . . .
Проголосовавших: 1

! Голосование доступно только авторизованным пользователям






КОММЕНТАРИИ


 Тюрин  1   (103856)     2007-03-01 07:59
хуета, у Тюрина спижжено наверняка

 696969  2   (103858)     2007-03-01 08:26
Смышно))))))))))))))

 чувак с удаффа  3   (103861)     2007-03-01 09:35
Для тепловоза - неформат. Да и вообще, больно уж хорошо. Сократить в два раза - и на удавком.
И это, надоел с этим: "друг Кахор, друг Кахор". В именительном падеже ещё звучит, а в остальных - заёбует.

 Шкалабалав  4   (103866)     2007-03-01 10:55
Между пелевиным и Шукшиным. Красивая история

 Nonhuman-girl  5   (103890)     2007-03-01 13:29
много буковь - эт раз
"Футболист объяснил, что Гродер пиво не возит и водку не возит - ибо эта никарашо и подал другу Кахору трубку мира. Тот курнул и передал мне... Трубка была набита весьма дурно пахнущей то ли травкой то ли табаком, но ведь это мира ради, пришлось и мне курнуть... Жаркое австралийское солнце, писдес как припекало, пока дошли до полянки, разморило в гавно..."
ну а шо дальше было вы поняли )))) бугога... а вот шо курил аффтар это еще тот вопрос )))

 MEDUZKA  6   (103917)     2007-03-01 16:12
отличная шняга!
в Шыдевры!

 Алекс  7   (103927)     2007-03-01 16:52
Понравилось.Тока странное чувство перечитаю чуть позже.

 старая скво  8   (103971)     2007-03-01 21:31
Млин, Алекс, милый! Нельзя же столько пить и курить!
Это ж надо забыть, что вчера сам написал это крео и
разместил его под другим ником, чтобы проверить:
узнают Мастера или нет!
Конечно же, это изящество и легкость, гармонию и совершенство
прекрасного «архитектурного сооружения» просто невозможно не узнать!!!

P.S. Возвращайся домой!!! Я тебя люблю!!!

 Алекс  9   (103975)     2007-03-02 07:17
Перечитал замечательная чтучка.Пиши в тебе есть божья искра.Респект и уважуха.++

 lynx  10   (104113)     2007-03-03 10:29
понравилось.
легко и интересно.



НУ ЧТО?

Отправлять сюда комменты разрешено только зарегистрированным пользователям


ник:
пароль:
Забыли пароль? Регистрация
Вход для Машиниста Tепловоза
©2000-2015 ТЕПЛОВОZ.COM