на фронтАх, да в еловых землянках.
манные скатерти и горькая поспешная рябина.
а, Ромыч все кипел, и рвал свои струны:
- милые наши катикатюши, рожайте нам больше! больше! больше!
Стремились быть. Брали зА руки олимпийских богинь, шептали им свои имена, осторожно отделяя нежные их пузики-шишечки, и склеивали мякоть в золотые томные самокрутки. А потом, бывало, и вспять. На самые высокие облака. Шасть! Да здравствует, Джа!
…и, в дамки! дамки! дамки!
Тысячи удвоенных, миллионы утроенных звезд, и радостный лай горящих пирамид. Квач!
А, что теперь?
Миллер…
Вижу постылые и серые лица. Искаженные твои графики, и твои китовые норвежские бездны. Больно! И все, теперь, наугад. Безтелесо теперь. Пусто. Ставим тебя наоборот, и заливаем черным мрамором. Вот мы и встретились… |
